Лишь подавив в себе секреты, мы можем их сохранить.
Джон (Джозеф) Максвелл Кутзее
Молодому человеку вообще свойственно гневаться на все, что его окружает. Все ему кажется устарелым и отсталым. Его увлекают новые идеи, новые мысли.
Если мы молчаливы, это оттого, что в нас накопилось много такого, что стремится вырваться наружу.
Ведь это всё, что нам в конечном счёте нужно: чтобы рядом кто-то был, чтоб было кого окликнуть в темноте.
Хотя, если даже человек разобрался в своей природе, какой ему от этого прок? — задумчиво продолжает она. — Я к тому говорю, что природа всё равно его за собой потянет, сколько бы он над ней ни размышлял.
Все это слишком напоминает мне Китай времен Мао. Отречение, самокритика, публичные мольбы о прощении. Я человек старомодный и предпочитаю, чтобы меня просто-напросто поставили к стенке и расстреляли.
Я — черная вдова в трауре по своей жизни. Всю мою жизнь меня оставляли лежать — забытую, пыльную, как старый башмак, или использовали как орудие для приведения дома в порядок и контроля за слугами. Но я вижу смысл своего существования совсем иначе, он нерешительно мерцает где-то в моем внутреннем мраке: я — чехол, оболочка для пустого внутреннего пространства.
— Есть мясо и носить кожаную обувь определенно разные вещи.
— Это просто разные степени цинизма — только и всего.