Дмитрий Быков

Противны влажные, жирные люди, не могущие себя блюсти. О какой душевной чистоте говорить тому, в ком нет физической собранности?

Когда человек чувствует, что он не стоит настоящей дружбы. он придумывает себе спасение обездоленного. Чтобы обездоленный любил его из благодарности

Бывают уверенные и веселые врачи, от которых пациенту легче, а бывают другие, не менее уверенные и веселые, при виде которых пациент немедленно смекает, что ему кранты. Чем первые отличаются от вторых — сказать невозможно но первые умудряются транслировать больным свою энергию и силу, а вторые подчеркивают ее и тем окончательно отгораживаются от сирых и убогих. Это как-то на уровне жеста, взгляда: две категории врачей, один лечит, другой калечит, разницы в методах никакой.

И все это время они продолжали любить друг друга...

Так жили они до последнего мига,

Несчастные дети несчастного мира,

Который и рад бы счастливее стать –

Да все не умеет: то бури, то драки,

То придурь влюбленных… и все это время…

Мы всегда преувеличиваем чужую неспособность обходиться без нас.

Одна пошлость сменяет другую, зло побеждается только еще большим злом, и нет никаких оснований полагать, что когда-нибудь выйдет иначе.

У хорошего человека не бывает много близких. Он понимает, что ваш мир вещь ненадежная, и старается не заводить лишней родни, которая была бы слишком от него зависима. Зависимые нужны людям дурным, слабым, боящимся остаться с собой наедине. Приличные люди одиноки, им нужны, как правило, три-четыре человека.

Ведите дневники, это литература будущего!

Каждый ведь изобретает тот мир, в котором ему легче. Что такое все эти картины мира? Это просто системы такие, при которых удобно было жить Марксу, Смиту или Пепеляеву какому-нибудь, который сидит у себя на чердаке и в самодельный телескоп на звезды смотрит... Есть ковер, в нем нитки, каждый тянет за ту, которая ему больше нравится. А на самом деле пестрота и ноль смысла. Мне, может, приятно думать, что сейчас катастрофа, потому что я всю жизнь изучаю катастрофы и то, что остается. А вам приятней полагать будто все это ради вас и ваших единственных слов. Я только вижу пока, что тот мир, который был, — кончился, что он уперся в стену и что стена эта одинакова хоть у нас, хоть у французов, хоть у мексиканцев. Народовластие — тупик, власть монарха — тупик еще больший, и значит, надо вывести таких, которые могут вовсе без власти или которым чужда сама мысль об иерархии... Так, будут ползать, каждый сам за себя...

Я сам от себя должен узнать, что я — порядочный человек... А не от вас.