То, что делается ради освобождения коллективного человека, оборачивается порабощением человеческих личностей.
Чем сильнее себя сожмёшь, тем быстрее разомнёшь. Большинство людей этого не понимают. Они стараются себя сильно не давить, как бабочку в кулаке, чтобы она там жила, и поэтому не получают ничего стоящего и всю жизнь довольствуются каким-то посредственным вариантом.
Он оставляет сообщение — жёлтый клейкий листочек на чёрном экране монитора: «Ушёл на ланч. Может, задержусь». Его больше не увидят в офисе до конца дня. Нечастая радость прогула — бегства от служебной каторги, от целой кипы печатных листов на столе, преступного обилия грамматических ошибок при отсутствии здравого смысла. Верное синее перо под колпачком может тоже отдохнуть. Никто и не заметит.
…мое нынешнее освобождение не гарантирует то, что в скором времени я встречу новую, двухстороннюю любовь. Купидоны часто застревают в небесной пробке – там, наверху, тоже мегаполис, только с дорогами из облаков.
Когда мужик под кайфом, он говорит другому мужику всё, что у него на сердце. Все безумные, страшные, позорные вещи, которые он никогда и ни за что никому не рассказал бы.
— Я тебя недооценил. Тебе таки удалось притащить меня в Лян.
Я для тебя пленный или враг?
— Ни то, ни другое. Беги! Скорее, пока я не передумал.
— Почему?
— Ты и твой брат... Один должен жить.
— Эй! Смотри, не обмани меня.
— Что?
— Ближайшие десять лет...
— ... не дрогнет и камень! Я всё помню.
Чем больше ты впряжешь лошадей, тем скорее пойдет дело — то есть не скорее вырвешь из фундамента глыбу — это невозможно, — а скорее порвешь ремни и поедешь весело налегке.
Я его понимала, он 4 года проучился в колледже. Выполняя то, что ему казалось абсурдным и утомительным обязательством. И теперь он был свободен от мира абстракций, ложной стабильности, родителей и материальных благ.
Эти бабочки похожи на нас. Мы все знаем, что наше страдающее тело — тело всего лишь промежуточное. Мы — гусеницы, и однажды наши души улетят прочь от этой грязи и боли. Рисуя бабочек, мы напоминаем об этом друг другу. Мы — бабочки. И мы скоро улетим.
В нём что-то изменилось. Это его сигарета. Её нет. Может быть, он вообще не курит в море. Может быть, он уходит в море, чтобы освободиться от власти игорных столов и сигарет.
Мы приблизимся к истине только настолько, насколько мы удалимся от жизни. К чему мы, любящие истину, стремимся в жизни? К тому, чтоб освободиться от тела и от всего зла, вытекающего из жизни тела. Если так, то как же нам не радоваться, когда смерть приходит к нам?
Cлайд с цитатой