... Говорить правду все равно что делать поворот на скорости шестьдесят миль в час.
— В жизни столько опасных поворотов, не так ли, Чарльз?
— Да, бывает, — если только не умеешь выбрать правильного пути.
... Говорить правду все равно что делать поворот на скорости шестьдесят миль в час.
— В жизни столько опасных поворотов, не так ли, Чарльз?
— Да, бывает, — если только не умеешь выбрать правильного пути.
— ... Тебе надо учиться жить без иллюзий.
— Нет, ничего не выйдет. Со мной не выйдет. Я принадлежу к другому поколению. Может быть, теперь и умеют воспитывать людей, которые способны жить без иллюзий. Ну, что ж, тем лучше. А я не могу. Я весь свой век прожил среди иллюзий. Они давали мне надежду, в них черпал я мужество. Они помогали мне жить. Возможно, что все это нам должна была бы давать вера в жизнь. Но у меня нет этой веры. Ни религиозной веры, ни какой иной. Только этот проклятый скотный двор, в котором я должен жить. И это все. И вдобавок мне еще даны какие-то поганые железы, и секреции, и нервы, чтобы чувствовать и переживать. Но все это было не так уж плохо, скажу я вам, пока у меня были мои маленькие иллюзии.
Если стремишься к душевному покою и удовольствию, тогда веруй; если стремишься знать правду, тогда исследуй.
Але ж, мабуть, ми правди не зурочим,
що світ вже так замішаний на злі,
що як платити злочином за злочин,
то як же й жити, люди, на землі?
Но, видимо, мы правды не сглазим,
что мир уже так замешан на зле,
что как платить преступлением за преступление,
то как же и жить, люди, на земле?
Я пишу, о чём не могу говорить. О правде. Я пишу всё, что знаю, а после — бросаю страницы на ветер. Возможно, птицы их прочитают.
Ах, вот что значит правда! Она жестокая подруга — вся в железных остриях, ранит того, кого коснется, а иногда и того, кто говорит ее.
Я обнаружил сегодня, что людей добрых гораздо больше, чем злых, и как было бы удобно, если бы все вдруг решили говорить друг другу правду, даже в мелочах. Потому что, если врать в мелочах, по инерции соврешь и в главном.