У меня тогда не было имени, меня звали просто Горбун или Уродец, если по-доброму. Но, честно говоря, меня это не задевало. Нелепо обижаться на жестокость тому, кто не ведал доброты.
В наши дни доброта не слишком ценится. Людей больше интересует, умен ли человек, трудолюбив ли, приносит ли пользу обществу, вписывается ли в принятые рамки поведения.
Меж бесов поживёшь — и доброта
покажется диковинной страной,
где ценят плод за то, что он есть плод,
где счастье простоты поёт кукушкой,
звенит в долине сердца.
Он знал, как истреблять нежить и бороться с болезнями. Знал, как сражаться в бою и поединке. Знал, как противостоять мороку и заклинанию. Но как одолеть настырную удушающую доброту — не представлял даже примерно.
Всё тонет в мрачном равнодушье,
Размешанном с жестокосердьем.
И чтоб убить живые души,
Как много тратится усердия.
Внести спешит тут каждый лепту,
Чтоб побольней да и погорше, -
С размаху в спину другу лепим
И подлость раздаем пригоршней.
Кто пожалел кого, тот – шизик,
А кто помог — потерян вовсе.
Других мы, обесценив жизни,
Своей продленья в счастье просим.
Несём собою хамство, низость
Мы, упиваясь счастьем ложным...
Любовью называя близость,
Побед дешёвых числа множим.
Но есть добро! Ростком зелёным
Оно стремится к солнцу, свету!
И в мир, добром лишь сотворенный,
Оно несет мою планету!
Они принялись скакать вокруг него, выкрикивая: «Изменник!», «Мыслепреступник!» — и девочка подражала каждому движению мальчика. Это немного пугало, как возня тигрят, которые скоро вырастут в людоедов. В глазах у мальчика была расчетливая жестокость, явное желание ударить или пнуть Уинстона, и он знал, что скоро это будет ему по силам, осталось только чуть-чуть подрасти.
Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой… я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным.
Странные они, эти войны.
Море крови и жестокости — но и сюжетов, у которых также не достать дна. «Это правда, — невнятно бормочут люди. — Можете не верить, мне все равно. Та лиса спасла мне жизнь.» Или: «Тех, кто шел слева и справа, убило, а я так и стоял, единственный не получил пулю между глаз. Почему я? Я остался, а они погибли?»
Зверь убивает, если есть хочет. Или защищается. А человек убивает ещё и просто так, «из любви к искусству».
Это ужасно! Не те страдания и гибель живых существ, но то, как человек без нужды подавляет в себе высшее духовное начало, чувство сострадания и жалости по отношению к подобным ему живым существам, — и, попирая собственные чувства, становится жестоким. А ведь как крепка в сердце человеческом эта заповедь — не убивать живое!
Cлайд с цитатой