Глэдис одевается как четырнадцатилетняя с тех пор, как ей ей двинуло сорок.
Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чём нельзя поболтать с людьми после обеда.
Глэдис одевается как четырнадцатилетняя с тех пор, как ей ей двинуло сорок.
Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чём нельзя поболтать с людьми после обеда.
— Я готова.
— Светофор!
— Чего?
— Я говорю: для Южной Америки — вполне подходяще.
— Чего-чего?
— Природа там разноцветная — пальмы, зебры, кенгуру...
— А ну сматывайся отсюда! Сматывайся отсюда.
— Уж и пошутить нельзя.
— Давай топай отсюда, академик, пока цел!
— Да ведь я...
— Жену себе заведи, с ней и шути, ей про зебров рассказывай!
— А ты уверен, что такое тогда носили?
— Конечно, ты что, вестернов не смотрел?
— Да, смотрел, Док, и Клинт Иствуд ничего подобного не носил.
— Какой Клинт?
— Все верно, ты о нем еще не слышал.
— Марти, надень эти сапоги! Такие штуковины в 1885-м не носили! И в 1955-м тоже! [указывает Марти на кроссовки]
Курение — это особый вид удовольствия; изысканный, но оставляющий легкий флер неудовлетворенности.
Из-за того что резиновые сапоги мне велики, носки с меня сползли. Нельзя вести достойное существование в сползших носках.
— В этом же костюме ты был, когда арестовывал меня!
— Классика никогда не выходит из моды.
Когда много лет ходишь в одном и том же, иногда хочется перемен. А я большой модник.
— Только к святыням и стоит прикасаться. Люди боятся своих страстей...
— Я не боюсь.
— И вы боитесь. Мы воспитаны в страхе, в страхе перед богом, а ещё хуже — перед мнением света. Самоотречение подменяет нашу сущность, но учтите, чувства, которые мы подавляем — отравляют нас...