Никаких подлинных страстей в девятнадцатом веке нет. Потому-то так и скучают во Франции. Совершают ужаснейшие жестокости, и при этом без всякой жестокости.
... Когда человек знатен и богат, оригинальность уже перестает быть курьезом...
Никаких подлинных страстей в девятнадцатом веке нет. Потому-то так и скучают во Франции. Совершают ужаснейшие жестокости, и при этом без всякой жестокости.
Заговор уничтожает все титулы, созданные прихотями того или иного общественного строя. Тут человек сразу занимает то место, на которое его возводит умение смотреть смерти в лицо. Даже ум и тот теряет свое могущество…
Я любил правду... А где она?.. Всюду одно лицемерие или по меньшей мере шарлатанство, даже у самых добродетельных, даже у самых великих! Нет, человек не может довериться человеку.
Геликон. В настоящей страсти должна быть капля жестокости.
Цезония. А в любви — чуточку насилия.
... Вдруг перед ней мелькнуло страшное слово — прелюбодеяние. Все самое отвратительное, что только низкое, гнусное распутство может вложить в представление о чувственной любви, вдруг встало перед ней.
Видно, в самом деле так уж мне на роду написано — умереть, мечтая... А странно всё-таки, что я только теперь постигаю искусство радоваться жизни, когда уж совсем близко вижу её конец.