Я разорен на миллион долларов. Но как я счастлив!
Вот, что я думаю о самоубийстве: все мы его понимаем. На все сто. Желание покончить со всем, сдаться, послать нахрен. Мы не оправдываем его, не прощаем. Но понимаем всем сердцем.
Я разорен на миллион долларов. Но как я счастлив!
Вот, что я думаю о самоубийстве: все мы его понимаем. На все сто. Желание покончить со всем, сдаться, послать нахрен. Мы не оправдываем его, не прощаем. Но понимаем всем сердцем.
— Мне капучино. И ружье. Уверена, у тебя найдется.
— Что-нибудь придумаем. Похоже, Шекспир ошибался. Пьеса слепа к жизни, но только, если в ней нет кукол.
— Как встреча с родителями?
— Ужас. Мама пела колыбельную.
— Только ты можешь рассказать, про колыбельную так, словно это какие-то пытки.
Мы будем заниматься всеми видами дурачества: будем валять дурака, дурачить друг друга, мы будем дурачиться даже тогда, когда другие дураки будут бояться по-дурачески придуриваться.
– Дело было ещё в феврале, валил снег, а я подставил коробок, – Том хихикнул, – поймал одну снежинку побольше и – раз! – захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!… На весь штат Иллинойс у меня одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни.