— Ты мой, а я твоя. Умирать так умирать, Джон Сноу, — все когда-нибудь умрут. Но сначала мы поживем.
Если ты не собираешься убивать кого-то, но всё-таки убиваешь, он от этого не делается не менее мёртвым.
— Ты мой, а я твоя. Умирать так умирать, Джон Сноу, — все когда-нибудь умрут. Но сначала мы поживем.
Если ты не собираешься убивать кого-то, но всё-таки убиваешь, он от этого не делается не менее мёртвым.
Все люди умирают, и все живые твари, плавают они, летают или бегают. Не важно, когда ты умрёшь, — важно как.
Боги создали землю для всех людей, но потом пришли короли с коронами и стальными мечами и потребовали её себе. Мои деревья, говорили они, — не ешьте с них яблок. Мой ручей — не ловите в нём рыбу. Моя земля, мой замок, моя дочь, уберите руки, не то я отрублю их, но если вы поклонитесь мне, я, может, и дам вам понюхать. Вы обзываете нас ворами, но вор хотя бы должен быть храбрым, умным и ловким, а поклонщик только и умеет, что кланяться.
— А когда я стану вольным, — спросил ее Джон, — буду я волен уйти?
— Ясное дело. А мы будем вольны тебя убить.
Либо женщина, либо нож — и то и другое мужчина иметь не может. И землёй человек владеть не может, как и не может владеть морем или небом.
Джон допустил оплошность, мечтательно упомянув о горячей ванне. «Холодная лучше, — тут же сказала Игритт, — если тебя потом есть кому согреть».
Но вы же капитан. Разве капитан не управляет свои кораблём? Он должен обходить опасные воды, ловить попутный ветер в свои паруса, знать, когда надвигается шторм, и уметь этот шторм выдержать. Это почти то же самое.
— Они [горы] мне так нравятся, что и сказать нельзя.
— Как же ты говоришь, что их ненавидишь?
— Разве нельзя совмещать и то и другое?
— Нет. Это разные вещи. Как день и ночь, как лёд и огонь.
— Если лёд способен обжигать, то и любовь может сочетаться с ненавистью. Гора или болото, всё едино. Земля одна.