Я не умею прощаться. Так что... катись, свинья.
— Кончетина, попрощайся с синьориной.
— С радостью сделаю это у ее могилы.
Я не умею прощаться. Так что... катись, свинья.
— Кончетина, попрощайся с синьориной.
— С радостью сделаю это у ее могилы.
Если бы мы жили в Америке, то, прощаясь, пожали друг другу руки; если в Малайзии — обнялись; в Голландии — поцеловались... Но мы в России, поэтому мы прощаемся, но не уходим.
Забирай моё сердце, я умею сдаваться,
Все посыпано перцем, разреши мне остаться.
Забирай моё сердце, невозможно сдержаться,
Забирай моё сердце и давай..
— Не будет закурить?
— Не хочу омрачать вам вечер, но вы когда-нибудь видели легкие курильщика? Мерзкие, набухшие и черные от дегтя.
— Просто «да» или «нет» вполне хватило бы.
— ... мне нравится учить, у меня это здорово получается.
— Да кто бы сомневался. Но ты же знаешь, что об этом говорят?
— Нет, просвети меня.
— Ну, кто умеет... и так далее...
— Нет, извини, никогда не слышала. Ну так что там дальше?
— Ладно. Те, кто умеет, делают. Кто не умеет, учит.
— А те, кто учит, говорят: «Да пошел ты!»
Развод!
Прощай, вялый секс раз в год!
Развод!
Никаких больше трезвых суббот!
Ты называла меня: «Жалкий, никчемный урод!»
Теперь наслаждайся свободой, ведь скоро развод.
Он Алексей, но... Николаич
Он Николаич, но не Лев,
Он граф, но, честь и стыд презрев,
На псарне стал Подлай Подлаич.
— Интересные у вас методы диагностики: анализы не нужны, обоснования тоже. Вы куда?
— На склад обоснований.
– Адель, ты удивительным образом умеешь достигать своей цели несмотря ни на что, – звонко рассмеялся Яго. – Захотела выбиться в люди – и вот, месяца не прошло, а ты уже в королевском дворце. Да что там статья в «Орионе», ты взяла куда выше – решила попробовать себя в роли божества. Ты просто великолепна!
— У неё необычный смех.
— Мы вместе учились, я к ней неровно дышал! Но она западает на мужчин с опытом.
— Что, что, на Мартина Блоуэра? Не может быть!
— Мы проторчали три часа на так называемом спектакле, убедительным был только их поцелуй.
— Эй... Теперь, когда ты сказал, я согласен, что она к старичкам неравнодушна...
— Правда? С чего бы?
— Говорили, у нее в пирожке ковырялся старший брат Маркус!