Лунные ночи ведь нарочно созданы для того, чтобы мучить.
По-настоящему можно чувствовать себя счастливым, только получив какое-то подтверждение, и если не взглядом, не прикосновением, то если не присутствием, то хотя бы отсутствием.
Лунные ночи ведь нарочно созданы для того, чтобы мучить.
По-настоящему можно чувствовать себя счастливым, только получив какое-то подтверждение, и если не взглядом, не прикосновением, то если не присутствием, то хотя бы отсутствием.
Одиночество — это когда у тебя все вроде есть, чтобы не быть одиноким, но на самом деле ничего нет.
И всё это лишь промежуток затянувшийся, как затягивается бессонная ночь. Но ночь никогда не переходит в ночь. Ночь кончается и наступает утро...
Женщине известно, что люди, которые смотрят на нее, не делают различия между ней самой и ее внешностью.
Лучший мой друг — эхо, а почему? — Потому, что я люблю свою грусть, а оно не отнимает её у меня. У меня лишь один поверенный — ночная тишина... Почему? — Потому что она нема...
Я и себя-то теперь чувствовала только через тебя. Моя кожа существовала только там, где ты ее касался
В садах асфальтово-бетонных
Ночные распускаются огни.
И только лишь фонарь бездомный,
Глядя в окно, со мною коротает дни.
Мне шепчет ночь: “Прошу, останься!”
Но за руку берет и тянет за собою сон.
Я ухожу, и буду еще долго возвращаться,
Чтоб до последнего держать твою ладонь.
Во сне я птицей был, а может, не был,
Но поутру опять искал глазами неба…
Клевал краюхи хлеба с чьих-то рук,
Искал весну, но лишь зима вокруг.
Когда-нибудь в потоке лиц усталых,
Я все же разыщу свои родные берега.
Но, а пока за чередою взглядов талых,
Лишь тени солнца да холодные снега.
В серебристом таинственном небе сиял темный лик ночи. Далеко в порту мелькали огоньки, откуда-то доносилось приглушенное скрежетание трамваев. Звезды то разгорались, то угасали, то меркли, то вспыхивали вновь, складываясь в зыбкие узоры, которые тут же распадались, уступая место другим. Объятая тишиной ночь обретала тяжесть и невесомость живой плоти. Пронизанная скольжением звезд, она завораживала взгляд игрой огней, от которых на глаза наворачивались слезы. И каждый, устремляя взор в глубину небес, в ту точку, где сходятся все крайности и противоречия, мучился тайной и сладкой мыслью о своем одиночестве в этой жизни.
Ночь оседает во мне
Серым облаком, пепельно-серым, и я как будто во сне,
Тишина, как на самой большой глубине,
И нет никого в этой гулкой, пустой темноте.
На меня вдруг сегодня упал целый мир
Старых избитых историй, затертый до дыр,
Ночь, как вода, смыкается над головой,
Есть ли кто-нибудь рядом, хоть кто-нибудь рядом со мной?