Я живой трофей сионизма и американского империализма.
Из зеркала на меня взирал незнакомец — и отныне этим незнакомцем был я сам. Но теперь я знаю, кто он, и смогу управлять им.
Я живой трофей сионизма и американского империализма.
Из зеркала на меня взирал незнакомец — и отныне этим незнакомцем был я сам. Но теперь я знаю, кто он, и смогу управлять им.
Мой отец был булочник, и на культуру ему было насрать. Бывало, играю я на пианино, а он входит, стряхивает мучную пыль со своих волосатых рук и говорит: «Что это за херню ты играешь?» Я говорю: «Бетховена». А отец: «Неудивительно, что он оглох. Ради бога, выйди и займись чем-нибудь». Теперь мне во многом понятен его цинизм.
В детстве мы все словно ходим по воде, по обманчиво гладкой и плотной поверхности озера, и нам знакомо то странное чувство, что в любую секунду можно вспороть эту гладь и уйти в глубину, затаиться там и исчезнуть для всех так, словно тебя никогда и не было.
Один человек имел смелость въехать в мою машину. Я вышел и говорю: «Тебе не кажется, что стоит извиниться?» Он отвечает: «Иди в жопу». Я только что подвозил своего сына и сказал этому парню, что у меня в машине мог быть ребенок. Он опять: «Иди в жопу». Я почувствовал себя обязанным, морально и в прочих смыслах, ему врезать. Совершенно в стиле Рокки я с размаху дал ему левой. Этот удар стоил мне 15 000 долларов.
Я поступила в школу актёрского мастерства. И на тот момент мама ничего мне не сказала. А когда я окончила школу после моего выступления, она подошла ко мне и сказала: «Тебе надо этим заниматься». И для меня это были самые главные слова.
По сравнению с другими в моей жизни было не так уж много трудностей. В жизни иногда все хреново. Иногда все плохо, но это неизбежно, ведь так? Но главная проблема в моей жизни, главная преграда — это я и только я.
Всю свою сознательную жизнь я боялся. Боялся неудач и боялся кого-то подвести, причинить боль, навредить, боялся, что мне причинят боль. Я думал, что если я упрячу подальше свои чувства, то ничто не сможет мне навредить, но я ошибался. Я отгородился не только от боли, я отгородился от всего — от хорошего, от плохого — и не осталось ничего..
Приятно жить сегодняшним днем, но еще приятнее осознавать, что завтра будет еще один день.
Я всё время думаю, почему мужчины предпочитают вспоминать обо мне, а не оставаться со мной.