Я знаю многих, кто живет в одиночестве из-за страха с кем-то сблизиться. Какие вы одинаковые! Вы всех отталкиваете.
Раз не ладится в отношениях, возьми и разрушь их. Если одиночками станут все, не будет ни драк, ни конфликтов.
Я знаю многих, кто живет в одиночестве из-за страха с кем-то сблизиться. Какие вы одинаковые! Вы всех отталкиваете.
Раз не ладится в отношениях, возьми и разрушь их. Если одиночками станут все, не будет ни драк, ни конфликтов.
Жизнь выкристаллизовывается в шаблоны, которые становятся капканами и паутиной. Люди хотят познать друг друга в их первичной «сути» или «форме» и выработать соответствующий ритм. Им очень трудно признать изменения в любимом существе, увидеть становление личности. Но даже если такое случается, все равно невыносимо трудно изменить ритм. Сильные обречены быть сильными, слабые – слабыми. Мутация – болезненный процесс. Попытки бегства случались часто, это было бегство вслепую, бегство от мертвых отношений, фальшивых отношений, фальшивых ролей, иногда даже от своего глубоко запрятанного «я», потому что самое трудноодолимое препятствие заключено в признании его. Вся наша эмоциональная история напоминает историю паука и мухи с дополнительным трагическим содержанием, потому что муха помогает плести паутину. Нередки преступления. В отчаянии люди разворачиваются на сто восемьдесят градусов и убивают друг друга. Определить причину преступления и поймать преступника невозможно. Потому что нет очевидной жертвы. Это всегда похоже на самоубийство.
Она иногда сама себя не понимала, даже боялась самой себя. Все, что окружало ее, казалось ей не то бессмысленным, не то непонятным.
— Я ввязался в это, потому что не могу сказать Соне, что потерял работу. Она адвокат, ведёт сложные дела, у неё куча работы, и дома она... трахаться хочет, а не выслушивать мои проблемы.
– Ты, выходит, её боишься?
– Я боюсь?! Ну да, я её боюсь. Она жутко пробивная и умная, а я даже школу не закончил! Я червяк рядом с ней. У меня везде облом! И в работе, и в хозяйстве, и в койке. В койке она заводится с пол-оборота!
— И в чем проблема? Что тебя не устраивает?
— Она словно паровой каток. Приходит из суда и говорит: «Тони, малыш, что на ужин?» А я ничего не приготовил, потому что ни черта не смыслю в её плите. Ставлю кастрюлю – плита горячая, кастрюля – нет. Ты понимаешь? Не жрамши, мы идем в кровать. Она меня хватает за горло, будто зверь. У меня дыхание перехватывает, представляешь? Кровь стучит в голове, появляются мысли, и я, в итоге, даю...
– Осечку?
— Серхио!
— А почему у тебя нет подружки?
— Не знаю.
— Ты голубой?
— Нет! Есть кое-кто... Я о ней часто мечтаю.
— Выдуманная что ли?
— Нет, настоящая, живая девушка.
— И в чём проблема?
— Не знаю... Я так много всего хочу ей сказать. Про то, что я вижу, как ей одиноко, даже когда никто не видит. Потому что знаю, каково это — быть потерянным, одиноким и незаметным.
— Саймон, желаемого нужно добиваться! Если бы я так влюбился, я бы сломал эту стену.
— Я пытался с ней разговаривать, но я не знаю, как быть с самим собой. Меня словно нет в моём собственном теле. Словно.. словно через меня можно стены руками потрогать. И я не понимаю, кем я хочу быть, и кто я на самом деле есть. Я знаю, что говорю с ней, но не могу сделать то, что нужно. Я как Пиноккио, деревянный мальчик — ненастоящий. Это меня убивает.
Ты боишься и никого не подпускаешь к себе, да и я тоже. Но нельзя идти по жизни в одиночку, это будет уже не жизнь.
— Я сам себя начинаю бесить. Я ботан без воображения, который не может сделать и шаг, не спросив чьего-либо совета. Я не заслужил любви.
— Чего ты так боишься? Почему так напуган? Ты боишься пойти на свидание и опозориться? Боишься, что тебя отошьют? Неужели так страшно пораниться, неудачник? Люди боятся двух вещей: смерти и позора. Только идиот пытается побороть смерть, но чтобы побороть позор, требуется настоящее мужество. И это тот идиотизм, на который я согласен.
Никакие отношения не могут уничтожить изоляцию. Каждый из нас одинок в существовании.