Когда смерть меня схватит, поклялся тогда мальчик, она почувствует у себя на роже мой кулак.
Почему-то умирающие всегда задают вопросы, на которые знают ответ. Может, затем, чтобы умереть правыми.
Когда смерть меня схватит, поклялся тогда мальчик, она почувствует у себя на роже мой кулак.
Почему-то умирающие всегда задают вопросы, на которые знают ответ. Может, затем, чтобы умереть правыми.
За свои годы я перевидал великое множество молодых мужчин, которые думают, что идут в атаку на других таких же.
Но нет.
Они идут в атаку на меня.
У людей есть качество, которому я завидую. Людям, если уж на то пошло, хватает здравого смысла умереть.
Говорят, война — лучший друг смерти, но мне следует предложить вам иную точку зрения. Война для меня — как новый начальник, который требует невозможного. Стоит за спиной и без конца повторяет одно: «Сделайте, сделайте…» И вкалываешь. Исполняешь. Начальник, однако, вас не благодарит. Он требует ещё больше.
Руди Штайнер боялся поцелуя книжной воришки. Наверное, слишком его хотел.
Наверное, он так невероятно сильно любил её. Так сильно, что уже больше никогда не попросит её губ и сойдёт в могилу, так и не отведав их.
Снежинки пепла кружили с такой прелестью, что подмывало их ловить высунутым языком, попробовать на вкус. Но эти снежинки опалили бы губы. Спалили бы сам рот.
Если человек заканчивает разговор словом «свинюха», «свинух» или «засранец», это значит, что ты его уделал.
Где-то там, в глубине, у него свербело в сердце, но он велел себе не расчесывать. Он боялся того, что может оттуда вытечь.