Снежинки пепла кружили с такой прелестью, что подмывало их ловить высунутым языком, попробовать на вкус. Но эти снежинки опалили бы губы. Спалили бы сам рот.
Что за великая злоба — оставить кого-то жить.
Снежинки пепла кружили с такой прелестью, что подмывало их ловить высунутым языком, попробовать на вкус. Но эти снежинки опалили бы губы. Спалили бы сам рот.
Руди Штайнер боялся поцелуя книжной воришки. Наверное, слишком его хотел.
Наверное, он так невероятно сильно любил её. Так сильно, что уже больше никогда не попросит её губ и сойдёт в могилу, так и не отведав их.
У людей есть качество, которому я завидую. Людям, если уж на то пошло, хватает здравого смысла умереть.
Где-то там, в глубине, у него свербело в сердце, но он велел себе не расчесывать. Он боялся того, что может оттуда вытечь.
Жизнь изменилась самым диким образом, но им непременно нужно было вести себя так, будто ровно ничего не произошло.
Представьте себе, каково улыбаться, получив пощечину. Теперь представьте, каково это двадцать четыре часа в сутки.
Вот это и было оно — прятать еврея.
Сейчас я живу в подвале. Во сне у меня по-прежнему живут страшные сны. Однажды ночью после обычного страшного сна надо мной зависла тень. Она сказала: «Расскажи, что тебе снится». И я рассказал.
Взамен она объяснила, из чего сделаны её сны.