— Федор Иванович, вы слишком афишируете своё отношение... И так все знают, что одежды у вас белые. Накиньте сверху что-нибудь.
— А вы не боитесь, что, когда придет время снять это что-нибудь, белых одежд там не будет?
Доброта — это страдание, а иногда — труднопереносимое. Добрый порыв испытываешь главным образом тогда, когда видишь чужое страдание. И никакого эгоизма в добрых делах нет, а если есть, то это уже не добрые дела.
Несчастье всякого старика, которому удаётся заморочить голову молодой девушке и жениться на ней, в том, что он с самого начала должен считаться с горькой перспективой измены.
Испортить чужую жизнь легко. Портить — это как пух. Невесомая вещь. А искупать вину — это дело для многих прямо-таки невозможное.
В нормальной человеческой душе должно оставаться несколько процентов её объёма — для сомнений, чтобы не было потом хаоса.
— Как ты думаешь, Феденька, а добрый человек может быть плохим? Например, трусом?
— Ну, трусость — область нравственная. Хороший человек преодолевает в себе чувство страха, свою физиологию, но может дрогнуть, если угроза очень страшная, и это уже будет не трусость, а...
— Я с вами не согласна, всё равно это будет трусость...
По синему морю, к зелёной земле
Плыву я на белом своём корабле.
На белом своём корабле,
На белом своём корабле.
Меня не пугают ни волны, ни ветер, -
Плыву я к единственной маме на свете.
Плыву я сквозь волны и ветер
К единственной маме на свете.
Плыву я сквозь волны и ветер
К единственной маме на свете.
Каково это — быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить?
Однажды я был в баре со своим другом и сказал ему: «Мы превратились в тех самых 40-летних мужиков, на которых раньше смотрели и думали: «Как это грустно!»
Человек может быть одинок, несмотря на любовь многих, если никто не считает его самым любимым.
Cлайд с цитатой