— Федор Иванович, вы слишком афишируете своё отношение... И так все знают, что одежды у вас белые. Накиньте сверху что-нибудь.
— А вы не боитесь, что, когда придет время снять это что-нибудь, белых одежд там не будет?
— Федор Иванович, вы слишком афишируете своё отношение... И так все знают, что одежды у вас белые. Накиньте сверху что-нибудь.
— А вы не боитесь, что, когда придет время снять это что-нибудь, белых одежд там не будет?
Доброта — это страдание, а иногда — труднопереносимое. Добрый порыв испытываешь главным образом тогда, когда видишь чужое страдание. И никакого эгоизма в добрых делах нет, а если есть, то это уже не добрые дела.
Несчастье всякого старика, которому удаётся заморочить голову молодой девушке и жениться на ней, в том, что он с самого начала должен считаться с горькой перспективой измены.
Испортить чужую жизнь легко. Портить — это как пух. Невесомая вещь. А искупать вину — это дело для многих прямо-таки невозможное.
В нормальной человеческой душе должно оставаться несколько процентов её объёма — для сомнений, чтобы не было потом хаоса.
— Как ты думаешь, Феденька, а добрый человек может быть плохим? Например, трусом?
— Ну, трусость — область нравственная. Хороший человек преодолевает в себе чувство страха, свою физиологию, но может дрогнуть, если угроза очень страшная, и это уже будет не трусость, а...
— Я с вами не согласна, всё равно это будет трусость...
Где ложь, где правда — не пойму,
В кого же верить и чему?..
В висках стучит, душа болит...
А сердце? Нет... оно молчит...
Молчит и ждёт, как лес дождя,
Из жизни, будто уходя,
Устало замерло и ждёт...
А жизнь бежит, а жизнь течёт,
Всё меньше оставляя мне
Надежд о будущей весне,
О счастье, дышащем теплом,
Любовью, светом и добром...
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Жизнь человека — темная машина. Ею правит зловещий гороскоп, приговор, который вынесен при рождении и обжалованию не подлежит. В конечном счете все сводится к нулю.
Да и кто же принадлежит друг другу? И что такое вообще принадлежать друг другу? В этом слове нет ничего, кроме жалкой, безнадежной иллюзии честного бюргера!