У нас, оказывается, есть общее. Рассказал бы о себе подробней. Вместе бы расстроились.
Пессимизм — лучше уныния. Пессимизм — тоска по полюсу добра, следовательно, признает его существование. Уныние вообще не видит никаких полюсов.
У нас, оказывается, есть общее. Рассказал бы о себе подробней. Вместе бы расстроились.
Пессимизм — лучше уныния. Пессимизм — тоска по полюсу добра, следовательно, признает его существование. Уныние вообще не видит никаких полюсов.
Закат почти всегда, во всех мирах, багров, кровав, залит расплавленным золотом, пурпурен — что-то такое в нём патетическое, драматическое, тревожное… этакие пышные похороны дня по всем классическим канонам. А вот новый день рождается негромко и неярко. Чуть заметная позолота, еле ощутимая розоватость — в море утренней белизны, нежно и светло, внушает радость и надежду, просто прогоняет тьму и всё, без всякого пафоса, нажима и напряжения. И — редко наблюдаемое таинство: на закате мы бодрствуем, совы, так сказать, а на рассвете мы спим. Наверное, поэтому оптимистов на белом свете меньше, чем пессимистов…
Два человека смотрели сквозь прутья тюремной решетки: один видел грязь, а другой — звезды.
Людям в определенном возрасте свойственен излишний драматизм — это романтично, грациозно. Но это затягивает — драматизм может перерасти в изнуряющее нытье.
Свой вклад в общество делают как оптимисты, так и пессимисты. Оптимист придумал самолёт, пессимист — парашют.
Я вообще по натуре пессимист и уже давно не жду от жизни ничего хорошего. Мои друзья часто делают мне на этот счет замечания. Но мне кажется, что это не врожденная черта, а приобретенная. Просто я тяжело пережил раннюю смерть отца.
Основное отличие пессимиста от оптимиста в том и состоит, что пессимист видит грязь под ногами и лужи, а оптимист видит небо и солнце. И при том, что оба идут по одной дороге с равным количеством рытвин и кочек. А ведь секрет-то, если задуматься, прост — поднять голову!