Вечер с Владимиром Соловьёвым

Вернусь к мыслям С. Е. Кургиняна. Я уточню свое понимание. С. Е. говорил, что есть два Запада. Я считаю, что есть не два Запада, а две Европы. Есть западная Европа, а есть евразийская Европа. Поскольку я согласен с этой линией евразийцев — Трубецкой, Гумилев.

Российская империя всегда была от обороны. И в этом была ее суть. Я считаю, что было два типа империи. Одни создавались как империи обороны, т. е. для отражения внешних угроз. Такие были и в Европе, например Австро-Венгрия. Она была создана для обороны от Османской империи. Османская империя тоже, в свою очередь, была создана от обороны. В свое время это было мусульманское население, которое приняло османов как возможность сопротивляться крестоносцам. Потом она переродилась в агрессивную империю, заняла часть Балкан. А есть империи чисто колониальные. Они создавались в целях обогащения, и я согласен с С. Е. Кургиняном, это шло от традиций Рима. Это Британская империя, Голландская империя, Испанская империя, Французская империя. Смысл этих империй был экспансия. А империи от обороны, как Византия, как Россия, создавали некое государство. Поэтому для России смысл — в обороне. В обороне того евразийского пространства, которое она занимала.

Другие цитаты по теме

Что с нами идет холодная война, мы говорили я уж не помню с каких пор. Если ты вышел на ринг, надо сражаться. А стоять просто закрывшись — бессмысленно. Потому что пропустишь удар, и тебя унесут. Либо не выходи на ринг. Есть вещи, в которых просто не надо участвовать. Должна быть стратегия того, а что мы можем предпринять в ответ. Если мы все время будем стоять в позе защищающегося, мы не устоим и пропустим удары. Моя мысль проста: если ты участвуешь в драке, ты должен понимать, куда ударить. И еще очень важный момент — мы очень сильно проигрываем во влиянии культурном.

Наша задача, как я ее понимаю — самосохраниться. Это нормальная задача для любой империи.

Есть версия. Это было записано в официальном документе. Мы объявлены тем, кем являемся, с их точки зрения, — ревизионистской державой. Мы ревизуем исторический процесс. Ведь в 90-х случилось событие небывалое в мировой истории. Западный мир наконец-то победил Россию. Впервые у них такая радость случилась. После этого Россия должна была, зализывая раны, уползти в кусты и там... И превратиться в десяток маленьких медвежат. Которых удобно кушать. Но в 2000-х годах начало выясняться, что мы отказались умирать, делиться на десяток медвежат, и более того, собираемся жить дальше. И обеспечивать свою безопасность. Так ведь это же ревизионизм! Россия хочет пересмотреть исторический процесс. Это недопустимо! Поэтому им до нас будет дело, пока всё не выясниться окончательно. Вот версия.

Разделю два вопроса — вопрос о сдерживании и вопрос афганский. Афганская история с Талибаном и скальпами американских солдат представляется мне очень странной. Я думаю, что это действительно какая-то игра американского разведсообщества, прикрыть свои дела и свои контакты с Талибан. Теперь по поводу сдерживания. Конечно, это сдерживание, при этом понимая, что это та политика, которую пытается проводить Америка. Понимают ли они, что сдерживание — это вообще-то очень серьёзная история. Это комплексная политика, которую те же самые американцы в годы холодной войны формировали пятнадцать лет, и которая включала в себя вагон и маленькую тележку всего, начиная с формирования военно-политического кулака и военно-стратегических возможностей, и кончая расшатыванием ситуации изнутри. Понимают ли США, и те люди, которые пытаются оперировать в США, что переход к политике военно-политического сдерживания России — это, извините, переход к игре в долгую. Это означает, что они признают, что свалить одним ударом эту власть у них не получится. И что надо переходить к долговременной осаде этой крепости. Я думаю, что они не понимают всех проблем, которые связаны с переходом к прямому сдерживанию.

Ещё о том, что вы сказали, что Россия — островок здравого смысла. Действительно это так. Мы много разговариваем и пытаемся это сформулировать уже не первый год что-то вроде национальной идеи. Я считаю, что эти поиски правильные, и надо двигаться дальше. Но вокруг нас в мире происходит странным образом процесс, при котором мы, даже сами не желая того, становимся неким ковчегом трезвого смысла. То, что происходит вокруг нас, то движение, которое как прогресс навязывают всему миру Америка и Европа, они настолько извращают более-менее понятные и естественные понятия о том, что правильно и неправильно, что здраво и что нездраво. Что бОльшая часть нашего населения это естественно не принимает. И в итоге получается, что из великих держав, если честно, только Россия является местом, у которой есть шанс найти разумный и гармоничный сплав между традиционными ценностями и современностью. Вот это, мне кажется, супер-цель.

Все сводить к интеллигенции, как Захар Прилепин, на мой взгляд, неправильно. Это все равно что говорить, что Рим пал из-за интеллигенции. Интеллигенция была везде, и везде она считается… Вы думаете, в Англии интеллигенцию любят? Потеря пассионарности — вот в чем может быть причина. Нация, потерявшая внутреннее ощущение энергии, которая называется пассионарность. Странная и непонятная вещь. Но она присутствует. И нам важно понять это. Чтобы не совершать дальше ошибок.

Здесь для нас очень большая опасность. Я думаю, что на каком-то этапе мы придем к достаточно тяжелому для себя выводу о том, что нас на определенном этапе будет устраивать и мы будем заинтересованы в сохранении Америки, как носительницы централизованного государства. Для меня лично это очень тяжелый вывод. Но тем не менее. Потому что оставаться один на один с Китаем, и, обезумевшей в своем глобализме и беспомощности, Европой — может быть очень опасно.

Я напомню слова великого русского философа Бердяева, который как-то сказал: революция — это стихийное бедствие. Как землетрясение. Совершенно бесполезно оценивать его с точки зрения хорошо или плохо. И остановить это невозможно. Я напомню, что сто лет назад, когда началась Февральская революция в России, она началась с того, что не подвезли хлеба в два магазина. И до этого не было хлеба, и много чего было. Почему-то в тот момент всё это привело к тому, что Розанов сказал: Российская империя слиняла за три дня. И что происходит сейчас в Америке, начало это американской новой революции или нет, это мы посмотрим. Но тем и прекрасна жизнь, что от неё можно ожидать всё что угодно. И возможны самые непредсказуемые повороты. Но в этом всём есть какая-то внутренняя логика. Я в свое время, когда Трамп только ещё избрался, я на этой программе с Жириновским поспорил на ящик шампанского. Я сказал, что в Америке еще дойдет до перестрелок. Ну вот, я близок к тому, чтобы выиграть. Может быть не вполне, но очевидно, что то, что мы здесь часто говорили, и я на этом всегда стоял, что Америка необходимо входит в момент того, что в СССР было перестройкой. И сейчас это очевидно. Вот посмотрите, в Америке происходит эпидемия, эти события, а американское КПСС — это и республиканцы и демократы, это одно и то же. Так же как в Советском Союзе, страна катилась под откос, а КПСС в это время в лице своих виднейших лидеров делили власть. Это Михаил Сергеевич с Борисом Николаевичем. То же самое сейчас происходит в США. Но если бы американцы всё-таки почаще обращались к основоположникам марксизма-ленинизма, они бы помнили замечательные слова Ленина, что бывают такие моменты, когда верхи не могут, а низы не хотят. Они бы помнили гениальную, на мой взгляд, формулировку Маркса, при всем том, что у него многое устарело, но это не устарело, о связи производственных отношений и производительных сил. То есть о том, что уровень технологий диктует общественно-политическую систему. Мне кажется, что общий кризис — это глубинное, а вот это — внешнее выражение. То, что переживает весь мир, мы видим в этой эпидемии. То, что либерализм не справляется с этими очень сложными технологическими процессами, которые возникли в современном мире. Выясняется, что с этим лучше всего справляется Китай, ну он победил эпидемию, что Вы так смотрите? Китай сумел соединить советский опыт с рынком. И сохранил партию. Победить эпидемию не смогли и западные страны, и отчасти мы. А мы частично либеральные, а частично советские. Там, где мы либеральные, у нас заражений много, а там, где советские, у нас маленькая смертность.

— А у нас капитализм не приживается. [реплика Владимира Соловьева]

— Я понял этот важный момент, когда стал директором Мосфильма. Дело в том, что Россия очень дорогостоящая страна с точки зрения коммунальных услуг. Она не выдерживает конкуренции с точки зрения коммунальных услуг, и с точки зрения расстояний. Сейчас в Лос-Анджелесе +25 градусов. Там не нужна крыша, не нужно сосульки чистить, ни обогревать — ничего этого не нужно. Даже с этой точки зрения во всём, что мы делаем, всегда заложен элемент того, что мы не справляемся без участия государства. А что такое участие государства? Это и есть социализм. Это и есть то, что общество должно помогать своим производителям. Но наше общество с 90-х годов почти не делало. Вот сейчас начали делать. Вот простой пример — В. В. Путин, я считаю, принял гениальный указ с 1 января запретить вывоз необработанной древесины. Это значит, что сюда пойдут инвестиции, рабочие места появятся. Но для этого потребовалось тридцать лет. А почему в 92-м году нельзя было это сделать? Это же такая очевидная вещь, что... Вывозили кругляк в Китай, налево, направо...

— Я не думаю, что это карнавал. Но то, что это скажется на всем миропорядке — это очевидно.

— Скажется. А скажется тем… Мы вчера начали об этом говорить. Фундаментальных ценностей нет. То, что было более-менее понятно в начале 18-го века, в начале 19-го века, казалось, что что-то есть в начале 20-го века. А сейчас стало ясно, что нет ничего. Последние 50 лет мысль не развивалась. Нет никакого развития, вокруг которого можно было бы построить государство. Поэтому сейчас по большому счету всё опускается на уровень национальных государств. А если это национальное государство, то это и национальная история, традиция, понимание. И стало ясно, что всё это размывание, эти финтифлюшки не работают. Поэтому с одной стороны у нас есть троцкизм, который поселился в университетах, в том числе и в наших, где волнует только разрушение и права личности. Но права личности у молодежи существуют только за счет угнетения прав других, которых они личностями не считают. Потому что они не могут продукта производить. Они могут грабить или отнимать. А создавать новое не умеют. Отнять и поделить — это всё, что они могут сказать.