Вечер с Владимиром Соловьёвым

— А у нас капитализм не приживается. [реплика Владимира Соловьева]

— Я понял этот важный момент, когда стал директором Мосфильма. Дело в том, что Россия очень дорогостоящая страна с точки зрения коммунальных услуг. Она не выдерживает конкуренции с точки зрения коммунальных услуг, и с точки зрения расстояний. Сейчас в Лос-Анджелесе +25 градусов. Там не нужна крыша, не нужно сосульки чистить, ни обогревать — ничего этого не нужно. Даже с этой точки зрения во всём, что мы делаем, всегда заложен элемент того, что мы не справляемся без участия государства. А что такое участие государства? Это и есть социализм. Это и есть то, что общество должно помогать своим производителям. Но наше общество с 90-х годов почти не делало. Вот сейчас начали делать. Вот простой пример — В. В. Путин, я считаю, принял гениальный указ с 1 января запретить вывоз необработанной древесины. Это значит, что сюда пойдут инвестиции, рабочие места появятся. Но для этого потребовалось тридцать лет. А почему в 92-м году нельзя было это сделать? Это же такая очевидная вещь, что... Вывозили кругляк в Китай, налево, направо...

Другие цитаты по теме

Действительно, когда говорят про социализм, сразу вспоминают советское время. Давайте не будем называть это социализмом. Как-нибудь ещё назовем. А по сути, совершенно очевидно, что эта конвергентная модель необходима. То, что мы практикуем с 90-х годов, здесь не работает. Теперь перейдем к более простым вещам. По поводу того, работает или не работает. С точки зрения экономики эта модель не работает. Когда нас убеждают, что один или два процента роста — это для России предел мечтаний, то хочется просто плюнуть в рожу, честное слово. Это враньё, это ложь! Но эта система, фундамент которой заложен в 90-е годы, не может произвести другого. Или не хочет. Я не знаю. Это значит, что её надо сменить. В худшем случае её надо модернизировать, а в лучшем случае — полностью поменять. Хватит уже рассказывать, что наша цель — борьба за инвестиции. Инвестиции не приходят, значит мы должны что-то такое сделать, чтобы инвестиции пришли. Эта модель не работает.

Что с нами идет холодная война, мы говорили я уж не помню с каких пор. Если ты вышел на ринг, надо сражаться. А стоять просто закрывшись — бессмысленно. Потому что пропустишь удар, и тебя унесут. Либо не выходи на ринг. Есть вещи, в которых просто не надо участвовать. Должна быть стратегия того, а что мы можем предпринять в ответ. Если мы все время будем стоять в позе защищающегося, мы не устоим и пропустим удары. Моя мысль проста: если ты участвуешь в драке, ты должен понимать, куда ударить. И еще очень важный момент — мы очень сильно проигрываем во влиянии культурном.

Все сводить к интеллигенции, как Захар Прилепин, на мой взгляд, неправильно. Это все равно что говорить, что Рим пал из-за интеллигенции. Интеллигенция была везде, и везде она считается… Вы думаете, в Англии интеллигенцию любят? Потеря пассионарности — вот в чем может быть причина. Нация, потерявшая внутреннее ощущение энергии, которая называется пассионарность. Странная и непонятная вещь. Но она присутствует. И нам важно понять это. Чтобы не совершать дальше ошибок.

Я напомню слова великого русского философа Бердяева, который как-то сказал: революция — это стихийное бедствие. Как землетрясение. Совершенно бесполезно оценивать его с точки зрения хорошо или плохо. И остановить это невозможно. Я напомню, что сто лет назад, когда началась Февральская революция в России, она началась с того, что не подвезли хлеба в два магазина. И до этого не было хлеба, и много чего было. Почему-то в тот момент всё это привело к тому, что Розанов сказал: Российская империя слиняла за три дня. И что происходит сейчас в Америке, начало это американской новой революции или нет, это мы посмотрим. Но тем и прекрасна жизнь, что от неё можно ожидать всё что угодно. И возможны самые непредсказуемые повороты. Но в этом всём есть какая-то внутренняя логика. Я в свое время, когда Трамп только ещё избрался, я на этой программе с Жириновским поспорил на ящик шампанского. Я сказал, что в Америке еще дойдет до перестрелок. Ну вот, я близок к тому, чтобы выиграть. Может быть не вполне, но очевидно, что то, что мы здесь часто говорили, и я на этом всегда стоял, что Америка необходимо входит в момент того, что в СССР было перестройкой. И сейчас это очевидно. Вот посмотрите, в Америке происходит эпидемия, эти события, а американское КПСС — это и республиканцы и демократы, это одно и то же. Так же как в Советском Союзе, страна катилась под откос, а КПСС в это время в лице своих виднейших лидеров делили власть. Это Михаил Сергеевич с Борисом Николаевичем. То же самое сейчас происходит в США. Но если бы американцы всё-таки почаще обращались к основоположникам марксизма-ленинизма, они бы помнили замечательные слова Ленина, что бывают такие моменты, когда верхи не могут, а низы не хотят. Они бы помнили гениальную, на мой взгляд, формулировку Маркса, при всем том, что у него многое устарело, но это не устарело, о связи производственных отношений и производительных сил. То есть о том, что уровень технологий диктует общественно-политическую систему. Мне кажется, что общий кризис — это глубинное, а вот это — внешнее выражение. То, что переживает весь мир, мы видим в этой эпидемии. То, что либерализм не справляется с этими очень сложными технологическими процессами, которые возникли в современном мире. Выясняется, что с этим лучше всего справляется Китай, ну он победил эпидемию, что Вы так смотрите? Китай сумел соединить советский опыт с рынком. И сохранил партию. Победить эпидемию не смогли и западные страны, и отчасти мы. А мы частично либеральные, а частично советские. Там, где мы либеральные, у нас заражений много, а там, где советские, у нас маленькая смертность.

Вернусь к мыслям С. Е. Кургиняна. Я уточню свое понимание. С. Е. говорил, что есть два Запада. Я считаю, что есть не два Запада, а две Европы. Есть западная Европа, а есть евразийская Европа. Поскольку я согласен с этой линией евразийцев — Трубецкой, Гумилев.

Российская империя всегда была от обороны. И в этом была ее суть. Я считаю, что было два типа империи. Одни создавались как империи обороны, т. е. для отражения внешних угроз. Такие были и в Европе, например Австро-Венгрия. Она была создана для обороны от Османской империи. Османская империя тоже, в свою очередь, была создана от обороны. В свое время это было мусульманское население, которое приняло османов как возможность сопротивляться крестоносцам. Потом она переродилась в агрессивную империю, заняла часть Балкан. А есть империи чисто колониальные. Они создавались в целях обогащения, и я согласен с С. Е. Кургиняном, это шло от традиций Рима. Это Британская империя, Голландская империя, Испанская империя, Французская империя. Смысл этих империй был экспансия. А империи от обороны, как Византия, как Россия, создавали некое государство. Поэтому для России смысл — в обороне. В обороне того евразийского пространства, которое она занимала.

— Я не думаю, что это карнавал. Но то, что это скажется на всем миропорядке — это очевидно.

— Скажется. А скажется тем… Мы вчера начали об этом говорить. Фундаментальных ценностей нет. То, что было более-менее понятно в начале 18-го века, в начале 19-го века, казалось, что что-то есть в начале 20-го века. А сейчас стало ясно, что нет ничего. Последние 50 лет мысль не развивалась. Нет никакого развития, вокруг которого можно было бы построить государство. Поэтому сейчас по большому счету всё опускается на уровень национальных государств. А если это национальное государство, то это и национальная история, традиция, понимание. И стало ясно, что всё это размывание, эти финтифлюшки не работают. Поэтому с одной стороны у нас есть троцкизм, который поселился в университетах, в том числе и в наших, где волнует только разрушение и права личности. Но права личности у молодежи существуют только за счет угнетения прав других, которых они личностями не считают. Потому что они не могут продукта производить. Они могут грабить или отнимать. А создавать новое не умеют. Отнять и поделить — это всё, что они могут сказать.

У хорошего актера, когда он работает над ролью, есть такое понятие — сверхзадача. Люди могут заниматься чем угодно — пьют кофе, чай, играют с ребенком. Или вот мы сейчас выступаем. У каждого человека есть сверхзадача, сверх-цель. Иногда он ее сам не формулирует. Но она есть. У американцев есть сверхзадача, и она ясно сформулирована — уничтожить Россию и Китай.

— Они воспитывают тех, которые должны быть проводниками неоколониализма.

— На примере Б. Б. мы видим, что им это удается. Надо сказать, что Б. Б. мастерски действует. Чем характерна только что произошедшая сцена? Что произошло? Речь шла про А. Мы обсуждали,. что будет. В это время Б. Б. мастерски перевел эту ситуацию совсем в другое русло. Во-первых он получил большую аудиторию, поскольку царил на экране. Не умолкая ни на минуту, он внедрил какие-то вещи, которые вроде бы не надо доказывать. Например, авторитарность... Вы только помолчите, со мной это не пройдет, я — режиссер! Второе — клептократия. С этим идет серьезная борьба сейчас.

Но ведь для Б. Б. это неважно. Он же не говорит о нюансах, а просто вбрасывает... И это остается. И зреет. И кто-то увидит: ну да, действительно...

И фактически программа уже посвящена не А. , а...

Вчера обсуждался вопрос: а чего им далась Россия? Вроде и население небольшое. Но они-то прекрасно понимают, что количество населения не имеет никакого значения. Все великие империи создавались очень малым числом людей. Монголы, римляне, испанцы, британцы... Я напомню, что и Москва, которая стала империей, ну сколько в ней было... Что-то другое в этом есть, то, что толкает. Я думаю, здесь два момента. Во-первых, хорошая организованность. И второй момент, это то, что Лев Гумилев назвал пассионарностью. Это наличие людей, которые готовы пожертвовать собой ради идеи, цели. Их не так много. Но если они есть в нации в определенный момент, они — двигают.

Пассионарность воспитывается. Для этого нужно заниматься культурой.

... мы стилистически всё ещё находимся в советском прошлом или в перестроечном периоде и всё меряем: советское или антисоветское. Слушайте, мир ушел дальше. Всё! Всё стало сложнее. И возвращаться не имеет смысла. И не имеет смысла абсолютизировать то, что мы вычитали в книжках по капитализму в конце 80-х-90-х годах. Совершенно очевидно вот что. Задачи, стоящие перед такой огромной страной как Россия, требуют какой-то комплексной, но новой по качеству модели, учитывающей в себе все достижения прошлого и адаптированной к вызовам настоящего и будущего. И как она будет называться, я понимаю, что это важно при обсуждении, но называться она может по-разному. Что касается меня, то мне бы подошло название православный социализм. Почему? Объясняю. Православный не с точки зрения навязывания вероисповедания, а с точки зрения осознания того, что морально-этические основы у нас всё равно базируются на корнях православной веры и православной культуры. И социализм — не с точки зрения возврата к советской практике, а с точки зрения ощущения того, что действительно огромное количество людей не ощущает справедливость. Люди хотят правды.