Уолтер Лорд. Последняя ночь «Титаника»

И вот, этот самый «непотопляемый корабль» — возможно, величайшее инженерное достижение человека — уходил под воду в своё первое плавание.

Но смысл даже не в этом. Если это наивысшее достижение было столь хрупким, как же всё остальное? Если богатство и роскошь значили так мало в ту холодную апрельскую ночь, оставались ли они значимыми до конца того года? Десятки министров тогда твердили, что «Титаник» стал Господним уроком с Небес, дабы пробудить людей от их самодовольства и наказать за чрезмерную веру в материальный прогресс. Если это был урок, он сработал — с тех самых пор люди больше не были ни в чём уверены.

Другие цитаты по теме

«Убедите офицера не возвращаться!» — умоляла какая-то леди стюарда Итчеса. «Зачем нам рисковать жизнями ради бессмысленной попытки спасти других?» Остальные женщины согласились, и перед Питманом возникла дилемма. Наконец, он передумал и велел гребцам поднажать прочь от корабля. Весь следующий час пассажиры шлюпки #5 — сорок людей в лодке, которая могла выдержать шестьдесят пять — дрейфовали на спокойных волнах Атлантики, пока в трёхстах ярдах от них кричали несчастные тонущие.

Стюард Джонсон вспоминает, как четвёртый помощник Боксхолл спрашивал женщин в шлюпке #2: «Вернуться ли нам?» Те отвечали отказом. Так что лодка, заполненная лишь на половину, так же осталась дрейфовать.

Пока складные шлюпки A и B пытались убраться подальше от места крушения, сотни тонущих кричали и молили о помощи. Их голоса слились в один непрерывный подавляющий шум. Для кочегара Джорджа Кемиша, управляющего веслом в шлюпке #9, это было похоже на крики сотен тысяч футбольных фанатов на матче британского кубка. Для Джека Тейера, лежащего поперёк киля шлюпки B, это было похоже на ночной гул саранчи в лесах, что раздавался в самом разгаре лета, дома, в Пенсильвании.

Море не отпускало  так просто. Оно пропитывало сердце и не давало уйти далеко. Море нельзя было предать. Однажды расписавшись в служении ему, трудно было от него отречься.

— Посмотрите на эту водную поверхность, — говорил он, указывая на безграничную гладь океана. — Тихий и Атлантический океаны занимают двести пятьдесят пять миллионов квадратных километров — вдвое большую площадь, чем все пять частей света вместе. Недаром океан издавна служил символом бесконечности, мощи, непокоренной воли. Он неистощим в своей доброте и в гневе... Он бесконечно много дает, но может и отобрать все — самое жизнь. Неудивительно, что в древности его обожествляли. Но и этот «бог» был побежден в тот самый момент, когда первобытный человек, упавший в воду, случайно ухватился за плавающий ствол дерева и убедился, что этот ствол держит его на воде. С этого момента начинается история покорения океана — история мореплавания. Придать куску дерева наибольшую устойчивость, научиться управлять им по желанию — вот к чему сводился прогресс в области кораблестроения на протяжении многих тысячелетий.

Я считаю, один из главных уроков в том, что все может измениться очень быстро.

Ошибки, перегибы, петли — признак, что мы взяли на себя смелость быть творцами своей жизни.

Ошибаться здорово. Ошибаться — привилегия живых.

Если вы просто берете на себя обязательство создать то, что вам действительно нужно, ваше мышление организуется так, чтобы на этом пути не было препятствий.

Хочу убедиться, что вы понимаете чего я от вас жду.

Я жду, что у вас будут приключения.

Я жду, что вы влюбитесь.

Что ваши сердца разобьют

Жду, что вы переспите не с теми людьми.

И что переспите с теми, с кем хотели.

Что вы сделаете ошибки и исправите их.

Прыгните с разбегу в воду и наделаете шуму.

И я жду, что вы положите на лопатки тех, кто пытается вас удержать.

Образование никогда не заканчивается, Уотсон. Это череда уроков, и самый серьёзный приходит под конец.