Стюарт Тёртон. Семь смертей Эвелины Хардкасл

– Моя бабушка Хизер Хардкасл, – произносит Эвелина, заметив, что он разглядывает картину на стене. – Портрет ей не льстит, она презирала лесть во всех её проявлениях.

Другие цитаты по теме

— ... Вам не следует так расстраиваться из-за своих недостатков. Они есть у каждого. Хотя если бы я только что появилась на свет, то, наверное, тоже опасалась бы всех подряд. – Она легонько сжимает мне пальцы.

– Спасибо на добром слове, но в моём случае это какое-то глубокое, инстинктивное состояние.

– Ну и что с того? Бывают люди и похуже трусишек. Вы ведь не подлец и не злодей. Вдобавок теперь у вас есть выбор. Вместо того чтобы составлять характер наобум, как все мы, – ну знаете, просыпаешься в один прекрасный день и совершенно не понимаешь, как стал вот таким человеком, – вы сможете присмотреться к миру, к своему окружению и выбрать те черты характера, которые вас привлекают. К примеру, честность, как у этого мужчины, жизнерадостность, как у этой женщины. Словно пришли к портному на Сэвил-роу и заказываете себе костюм…

– По-вашему, выходит, что потеря памяти – это дар? – говорю я, чувствуя, как моё уныние развеивается.

– А как же иначе? Вам выпал редкий шанс, – кивает она. – Если вам не нравится, кем вы были раньше, то станьте другим. Вам ведь теперь ничего не мешает. Поэтому я вам и завидую. А нам, всем остальным, приходится жить с ошибками прошлого.

— Знаете, а я ведь совершенно не помню. Что нужно ребёнку, у которого всё есть?

«Ему нужно всё — и больше, чем всё, как и всем остальным».

Знаете, тот, кто сидит за пустым столом, обрадуется любым крошкам.

Но как же поступить? Скажи, Ле-Бре, мне — как?

Быть может, стать льстецом то вкрадчивым, то грубым,

Ища опоры той, которой не ищу?

И, если выглядит иной вельможа дубом,

Мне уподобиться плющу?

На животе ползти и опускать глаза,

Предпочитая фокусы искусству?

Одной рукой ласкать козла,

Другой выращивать капусту?

Министрам посвящать стихи?

И, легкой рифмою балуясь,

Мне тратить свой талант и ум на пустяки?

Благодарю. Благодарю вас!

Улыбкой до ушей растягивая рот,

Плыть по течению заученных острот

В салонах бывших шлюх, отдавших дань годам

И в силу этого уже не шлюх, а дам?

Благодарю! Почтительно и немо

Там кланяться, где их нога скользит?

И, из визита делая поэму,

Поэму наспех делать, как визит?

Отдать и ум, и честь, и юность...

Все лучшее, что есть у наших лучших лет,

Чтобы вкушать покой? Благодарю вас — нет!

Благодарю. Благодарю вас!

Кто прав? Кто не дожил до первой седины

Или седеющий от первых унижений?

Кто прав, Ле-Бре? Кем лучше сведены

Концы побед с концами поражений?

Пускай мечтатель я! Мне во сто крат милей

Всех этих подлых благ — мои пустые бредни.

Мой голос одинок, но даже в час последний

Служить он будет мне и совести моей!

Самое страшное, что он меня ни в чём не упрекает, а наоборот, жалеет. Гневные упрёки весомы и осязаемы, их можно опровергнуть, хотя бы и кулаками. А вот жалость — туман, в котором сразу теряешься.

— Если в вашей власти меня освободить, то почему вы этого сразу не сделаете, чёрт бы вас побрал! — восклицаю я. — Зачем все эти игры?

— Затем, что вечность — скучная штука, — отвечает он. — Или потому, что в игре главное — игра.

Сфинкс, не разгаданный до гроба,

О нём и ныне спорят вновь;

В любви его роптала злоба,

А в злобе теплилась любовь.

Дитя осьмнадцатого века,

Его страстей он жертвой был:

И презирал он человека,

И человечество любил.