Пётр Андреевич Вяземский

Кажется, Полетика сказал: в России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение.

Когда печали неотступной

В тебе поднимется гроза

И нехотя слезою крупной

Твои увлАжнятся глаза,

Я и в то время с наслажденьем,

Еще внимательней, нежней,

Любуюсь милым выраженьем

Пригожей горести твоей.

Твердят: ты с Азией Европа,

Славянский и татарский Рим,

И то, что зрелось до потопа,

В тебе ещё и ныне зрим.

В тебе и новый мир, и древний;

В тебе пасут свои стада

Патриархальные деревни

У Патриаршего пруда.

Русь в кичке, в красной душегрейке,

Она, как будто за сто лет,

Живёт себе на Маросейке,

И до Европы дела нет.

Всё это так — и тем прекрасней!

Разнообразье — красота:

Быль жизни с своенравной басней;

Здесь хлам, там свежая мечта.

Здесь чудо — барские палаты

С гербом, где вписан знатный род;

Вблизи на курьих ножках хаты

И с огурцами огород.

Поэзия с торговлей рядом;

Ворвался Манчестер в Царьград,

Паровики дымятся смрадом, —

Рай неги и рабочий ад!

Вот вы и я: подобье розы милой,

Цветете вы и чувством и красой;

Я кипарис угрюмый и унылый,

Воспитанный летами и грозой.

И будет мне воспоминанье ваше,

Подобно ей, свежо благоухать,

При нем душе веселье будет краше,

При нем душе отраднее страдать.

Когда же вам сгрустнется, и случайно

Средь ясных дней проглянет черный день, -

Пускай мое воспоминанье тайно

Вас осенит, как кипариса тень.

... Как лихорадка,

Мятежных склонностей туман

Или страстей кипящих схватка

Всегда из края мечет в край,

Из рая в ад, из ада в рай!

Сердца томная забота,

Безымянная печаль!

Я невольно жду чего-то,

Мне чего-то смутно жаль.

Не хочу и не умею

Я развлечь свою хандру:

Я хандру свою лелею,

Как любви своей сестру.

Дети тайны и смиренья,

Гости сердца моего

Остаются без призренья

И не просят ничего.

Жертвы милого недуга,

Им знакомого давно,

Берегут они друг друга

И горюют заодно.

Их никто не приголубит,

Их ничто не исцелит...

Поглядишь: хандра все любит,

А любовь всегда хандрит.

— Иные боятся ума, — говорит NN — а я как-то всё больше боюсь глупости. Во-первых, она здоровеннее и оттого сильнее и смелее; во-вторых, чаще встречается. К тому же ум часто одинок, а глупости стоит только свистнуть, и к ней прибежит на помощь целая артель товарищей и однокашников.

Можно похитить блестящую мысль, счастливое выражение; но жар души, но тайна господствовать над чувствами других сердец не похищаются.