Оливер Боуден. Кредо убийцы: Единство

— Элиза, прежде чем покинуть этот мир, я должна кое-что тебе сказать.

Она взяла меня за руку. Какими же слабыми стали ее пальцы. У меня затряслись плечи. К горлу подступили рыдания.

— Нет, мама! Прошу тебя, не...

— Успокойся, дитя мое, и будь сильной. Будь сильной ради меня. Меня забирают от тебя, и ты должна относиться к этому как к проверке тебя на прочность. Ты должна быть сильной не только ради себя самой, но и ради твоего отца. Мой уход делает его уязвимым перед громкими голосами других членов ордена. Ты, Элиза, должна перекричать их всех и наставить его на третий путь.

— Я не смогу.

— Сможешь. Однажды ты станешь великим магистром и поведешь орден, руководствуясь своими принципами. Принципами, в которые веришь.

— Так это же твои принципы, мама.

Она выпустила мою руку и потянулась, чтобы погладить меня по щеке. Ее глаза утратили былую ясность, но мама улыбалась.

— Эти принципы основаны на сострадании, а тебе, Элиза, сострадания не занимать. Тебе оно присуще в высшей степени. Ты знаешь, как я горжусь тобой. Я и мечтать бы не могла о более удивительной дочери, чем ты. В тебе я вижу все лучшее, что ты унаследовала от меня и отца. Просить о большем было бы грешно. Знай, Элиза: я умираю счастливой. Это ведь такое счастье — узнать тебя. И такая честь — быть свидетельницей рождения твоего величия.

Другие цитаты по теме

How could we not talk about family when family's all that we got?

Everything I went through you were standing by my side

And now you gon' be with me for the last ride...

Смерть — это не смерть. В этом месте жизнь скоротечна. Кому могут пригодиться эти знания? Я могу посоветовать вам лишь одно: всегда двигайтесь вперёд. Это то, что помогает мне оставаться в живых уже долгое время.

— Не говори о бабушке. Я не хочу о ней говорить. Не могу.

— Почему?

— Потому что… потому что я ничего не хочу чувствовать.

— Но мы должны о ней говорить. Мы не можем перестать её помнить или любить, лишь потому что это больно. Она никогда не переставала нас любить.

I haven't got to know death yet,

Let's put off the meating with it,

There's so much left to sing.

Одна из действительно трусливых вещей, которые я сделал в своей жизни — не сходил на похороны своего отца. Я не хочу цитировать психолога, но это правда: по этой причине я не мог принять его смерть и смириться с ней. Поскольку я повел себя как трус, я должен теперь страдать от этого. С тех пор у меня появилась навязчивая мысль о смерти и потери. Я надеюсь, что это изменится, но это уже продолжается в течение длительного времени.

Мы уже давно не семья, мы проклятая похоронная процессия...

Они «питают» меня. Мои родные, любимые... Мы храним образ наших родителей не в памяти, но в сердце... Мы редко возвращаемся к этим образам, но они живут в нас и никуда не исчезают. До самой смерти. Они с нами, даже если семьи уже нет, и родители давно лежат в могиле, и сами мы постарели и доживаем последние дни...

— Твоя деревня лежит в руинах, а твои припасы не безграничны. Пройдет не так уж много времени, и твоя крепость разрушится изнутри. Думаешь, твои люди сохранят дисциплину, когда колодцы пересохнут, а кладовые опустеют?

— Робер, ты не знаешь моих людей. Они не боятся смерти. Наоборот, приветствуют ее как награду за свои труды.

— Отлично! Тогда они будут щедро вознаграждены.

Потому что я не хочу говорить им, как я ненавижу тётю Нелл, ведь кому, как ни ей знать, что самоубийства делают с семьёй. Кому как ни ей знать. Она всё равно это сделала.

За мать из Мистик-Фоллс, которая сперва ненавидела меня, а затем стала лучшим другом. Она была сильной, заботливой. Она не только защищала наш город, но и смогла вырастить прекрасную дочь, которая станет моей семьёй. За Лиз Форбс. Её не стало, но она не забыта.