Мы приносим боль, чтобы ответно потом терпеть.
Опасность таится в том, что порой мы обожествляем боль, даём ей имя человека, думаем о ней непрестанно.
Мы приносим боль, чтобы ответно потом терпеть.
Опасность таится в том, что порой мы обожествляем боль, даём ей имя человека, думаем о ней непрестанно.
— Нам нечего бояться. Самое страшное с нами уже случилось...
Что с нами случилось? Мы встретили друг друга в мире, где боль лишь одна из многих составляющих жизни.
Мы так увлекались красотой ран, что забывали о боли. Мы, как завороженные, смотрели на раскрывающиеся, словно бутоны роз, рваные красные края, и слезы текли по нашим щекам, а мы все рвали и рвали наши тела и души. Вынимали друг у друга сердца и клали их на золотые подносы, чтобы красное на золотом помогло вспомнить закат в пустыне, в долине фараонов… красное на золотом…
Перед глазами все плыло… лишь ты… А толпа кричала: «Давай!!! Давай!!!» Они не знали, что это изнасилование, этот бой, который казался им страшным сном, на самом деле доставляет нам дикое удовольствие… Мы знали, что нашли друг друга. Мы знали, что нашли для себя нечто настоящее и правдивое…
Не стоит так переживать, кидать в меня предметами,
Нас двое здесь — аплодисментов не сорвать.
Хватит играть в эту игру с моими нервами —
Секретами своими не досказывать и убивать.
Я на последнем этаже,
Сижу и жду весну свою,
Порою улыбаюсь и пою…
Уже ничем не парюсь, знаю, что скоро она придёт,
Если волны бросают, то не тону и всё…
Здесь на последнем этаже,
Не важно сколько лет прошло, не важно сколько будет впереди,
Сиди и жди меня снизу, ведь я уже слезаю,
Видимо я слезу не сразу, но ты сиди и жди…
Вы люди любите свою боль, правда? Вы упиваетесь ею. Вы даже считаете её добродетелью. Громче всех плачешь на похоронах – значит, ты самый хороший. Вы обещаете никогда не забывать друг друга и всегда испытывать горечь утраты, потому что для таких как вы вечность – это просто глазом моргнуть. Ваши жизни коротки до жалости. Когда мы говорим о вечности, для нас это серьёзно, поэтому мы переживаем боль, восстанавливаемся и живём дальше. Ведь боль – бессмысленное чувство.
— В человеке, когда он страдает, не может быть прямых линий, — учил его Алейжадиньо.
Кабра понимал: его самого скрючила одна потеря и надломила вторая. Позвоночник напоминал змею в побеге. Глаза не желали глядеть на небо. Только на камень — который он строгал и за который держался; да в землю, чтобы считать шаги до мастерской, где ждёт теплая фейжоада.
Она не утихает. Боль. Раны засыхают, и ты не всегда чувствуешь, будто нож рассекает тебя на части. Но когда ты ожидаешь этого меньше всего, боль вспыхивает, чтобы напомнить, что ты никогда не будешь прежним.