— Ты будешь стейк?
— Нет, я уже два года вегетарианка.
— Но ты ведь любишь мясо!?
— Люди меняются. А ты возьмешь себе сырное суфле?
— Нет.
— Но ты ведь любишь сыр.
— Уровень холестерина меняется.
— Ты будешь стейк?
— Нет, я уже два года вегетарианка.
— Но ты ведь любишь мясо!?
— Люди меняются. А ты возьмешь себе сырное суфле?
— Нет.
— Но ты ведь любишь сыр.
— Уровень холестерина меняется.
— Изменения сами собой не происходят, только ты сам в силах изменить мир.
— Стоит применить это на практике?
— Нет! Я не человек дела, я человек слова.
— А вам жалко? Вы же обещали, Гордей Гордеич.
— Обещал... Ничего я не обещал.
— У людей клуб свой, стадион построили, рояль вон покупают. А вы на миллионах сидите и радуетесь.
— Ладно-ладно, мы без пианин росли.
— Так то — вы, а то — мы!
Кто ты и что ты сейчас делаешь?
На самом деле, это не так уж важно, потому что к тому времени, как ты это прочтешь, все уже будет по-другому, и ты где-то — да нигде в особенности — лениво перелистываешь страницы этой книги [...]
— Да не бери ты в голову, Миш. Главное было бы с чего. На мой вкус, там вообще фигура не очень.
— Лёва, я плевать на твой вкус!
— Вы не любите жить у воды?
— Нет если она воняет, и нет средств, чтобы плыть по ней.
— Нужен один день, чтобы воспитать сенатора, а чтобы воспитать работника — как минимум десять лет.
— А чтобы сделать работника из сенатора, боюсь, не хватит и двадцати.
– Может я и молода, но не настолько глупа, чтобы выходить замуж за человека, предпочитающего моей груди блюдо с фруктами. Я заметила, что ты смотрел на танцоров, а не на девушек.
– Как и ваше величество, полагаю. Видишь, мы похожи.
— Да, но эту еду уже ели, это же очевидно!
— Так очевидно, что я даже не скажу «Очевидно».
Когда много лет ходишь в одном и том же, иногда хочется перемен. А я большой модник.