Стендап перестал быть веселым занятием. Когда мне было 27, я шутил на спорные темы — про геев или СПИД. Если я начну так шутить сейчас — это моментально попадет в YouTube, начнутся пикеты, петиции, и мне придется извиняться. Как вообще шутить в такой обстановке?
Феминистки и толерантность такой же бич нашего времени, как инквизиция и церковь в средневековье... Все ошибки в настоящем, настигнут нас в будущем, это будет сокрушительно «Чёрной смерти» и «Религиозных войн» в Средневековье.
Эти наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность» — вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то странно власть нейтральна, дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры — я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны. ... с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! Это говорят представители власти, мои непосредственные начальники, господин Аристархов так разговаривает. Мы сидим и слушаем это. Но это полбеды. Главное, что есть такая мерзкая манера — клепать и ябедничать друг на друга. Мне кажется, это просто сейчас недопустимо! Цеховая солидарность, как меня папа учил, обязует каждого из нас, работника театра — артиста ли, режиссера ли, — не говорить в средствах массовой информации плохо друг о друге. Творческое несогласие, возмущение — это нормально. Но когда мы заполняем этим газеты и журналы, и телевидение — это на руку только нашим врагам, то есть тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти.
Всё своё существование люди боролись за свою свободу. А получив её, теперь не знают, что делать. У нас слишком много возможностей и мы теряемся в этом. Умеем лишь требовать и получать свободу, но управляться с ней – нет.
Я готова избавится от этого креста, наливающего свинцом мое молчаливое сердце, без дальних слов. И всё равно, что будет после. Если вообще будет.
Разве в такой ситуации люди не прощаются? Будь сильным, дитя. И не делай такое грустное лицо.
Наверно, так нужно, так надо,
Что нам на прощанье даны:
Осенний огонь листопада
И льдистый покров тишины...
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.
Cлайд с цитатой