Фёдор Достоевский. Бесы

…для меня все-таки остаётся нерешенный вопрос: каким образом пустую, то есть обыкновенную, толпу просителей — правда, в семьдесят человек — так-таки с первого приёма, с первого шагу обратили в бунт, угрожавший потрясением основ?

Другие цитаты по теме

Положим, вы жили на луне — перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою мысль, — вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?

Одним словом, всё ему удавалось, он был в моде.

На нас ответственность, а в результате мы так же служим общему делу, как и вы. Мы только сдерживаем то, что вы расшатываете, и то, что без нас расползлось бы в разные стороны. Мы вам не враги, отнюдь нет, мы вам говорим: идите вперёд, прогрессируйте, даже расшатывайте, то есть всё старое, подлежащие переделке; но мы вас, когда надо, и сдержим в необходимых пределах и тем вас же спасём от самих себя, потому что без нас вы бы только расколыхали Россию, лишив её приличного вида, а наша задача в том и состоит, чтобы заботиться о приличном виде.

Они уверены, что я тоже шпион. Все они, от неуменья вести дело, ужасно любят обвинять в шпионстве.

— Если мне легко бремя, потому что от природы, то, может быть, вам труднее бремя, потому что такая природа. Очень нечего стыдиться, а только немного.

— Я знаю, что я ничтожный характер, но я не лезу и в сильные.

— И не лезьте; вы не сильный человек.

Фон Лембке решительно начал задумываться, а задумываться ему было вредно и запрещено докторами.

Знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал — свирепствовал тезис, что преступление есть помешательство; приезжаю — и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере, благородный протест.

... я не мог тотчас же оторваться с кровью от того, к чему прирос с детства, на что пошли все восторги моих надежд и все слезы моей ненависти... Трудно менять богов.

Сочините-ка вашу физиономию, Ставрогин; я всегда сочиняю, когда к ним вхожу. Побольше мрачности, и только, больше ничего не надо; очень нехитрая вещь.

Ну и, наконец, самая главная сила — цемент, всё связующий, — это стыд собственного мнения. Вот это так сила! И кто это работал, кто этот «миленький» трудился, что ни одной-то собственной идеи не осталось ни у кого в голове! За стыд почитают.