— И как вы вылечили близорукость?
— Перестала за будущее опасаться. Меня скоро ждёт что-то, исхода чего я не знаю. Стала зорче, когда приняла: будь что будет.
— И как вы вылечили близорукость?
— Перестала за будущее опасаться. Меня скоро ждёт что-то, исхода чего я не знаю. Стала зорче, когда приняла: будь что будет.
Когда ковёр был готов, я закутала Динару в шерстяные платки и повела в горы. Там, поближе к Богу, стоит пупочный камень. Тысячелетиями женщины прикладывались к нему животом и просили подарить им потомство. Кто беременел — делал на камне насечку. Чем больше засечек на камне, тем он сильнее. Я постелила Динаре ковёр на камне с миллионом засечек, приказала ей лечь на него животом и молиться. Та молилась так долго, что алыча успела зацвести и осыпаться цветом. Молилась так усердно, что не слышала ни крика сов, ни воя шакалов. Наконец я сказала Динаре: «Хватит, дочка. Скажи своим, что через три года они будут нянчить твоего сына». В тот миг Динара так засияла, что луна оказалась на небе лишней. Такой, словно начищенный песком тазик, она вернулась к Баграту и мужу.
Воодушевление новичка — это фата-моргана: кажется, что на горизонте земля, тогда как её нет и в помине.
Хозяйка, завари чаю. И достань настойку, отпразднуем жизнь Розанны. Хорошая была жизнь, грех за такую не выпить.
Женщине главное правильно выбрать мужчину, а потом — идти за ним, куда поведёт, и не сомневаться.
— Что может быть драгоценнее зрения? — риторически спросил перед операцией доктор Маккрей и сам себе ответил: — Ничего. Увидеть — значит поверить.
В горах с гостей не берут плату. У нас закон: помоги, но не бери денег. Вместо денег бери обещание помочь кому-то другому. Помоги тому, кто попросит — и мы будем в расчёте.
— Где ты была? Я тебя повсюду искала, — спросила её.
— В мастерской.
— Почему не отозвалась? Я стучала.
— Когда тку на глубине, ничего не слышу.
— На глубине? Это как?
— Может быть, повезёт, и поймёшь однажды. А может, и не поймёшь: ты же не мастерица.
Луга отпоили поникшего Рубена цветочным настоем. Ручьи показали, что самые сильные рыбы плывут против течения. Хищники научили, что важнее жизни ничего нет, что жизнь — хрупче сухой ветки.
В одиночестве Рубен наблюдал за зверьём, за птицами, за жуками. Понял, что люди — те же барашки: идут, куда направят, ищут еду, рожают детёнышей, умирают. И после этих мыслей так со стадом сроднился, что, когда осенью спустился с гор и пришёл проведать мать, сказал:
— Я теперь навсегда с ними. У меня шерстяное сердце. Они научили меня из простоты добывать радость.