Волки позорные!... Не хочу!... Не хочу!... Волки... Волки... А на чёрной скамье, на скамье подсудимых, его доченька Нинка и какой-то жиган. Это было во вто-орник...
Правильно делаешь, гони её прочь, тугу-печаль. Ты не бойся, мы тебя не больно зарежем. Чик, и ты уже на небесах.
— Вы счастливы?
— Счастлив, война кончилась, столько дел...
— Знаете, в ваши годы я тоже был счастлив. Было огромное счастье. А потом оно как-то уменьшалось, уменьшалось... Уменьшалось и стало совсем маленьким, маленьким. Как камень в почке.
Под белым полотном бесплотного тумана,
Воскресная тоска справляет Рождество;
Но эта белизна осенняя обманна -
На ней ещё красней кровь сердца моего.
Ему куда больней от этого контраста -
Оно кровоточит наперекор бинтам.
Как сердце исцелить? Зачем оно так часто
Счастливым хочет быть — хоть по воскресным дням?
Каким его тоску развеять дуновеньем?
Как ниспослать ему всю эту благодать -
И оживить его биенье за биеньем
И нить за нитью бинт проклятый разорвать?
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
В традиционном ритуале передачи личного оружия павшего бойца оставшемуся в живых соратнику есть нечто мистическое. И мистика эта в том, что система ценностей ушедшего из жизни продолжает свое существование, побеждая саму смерть.
Люди, живущие в то время, когда их безопасность обеспечивают другие, понять это не способны.
These are the wonders of the younger.
Why we just leave it all behind
And I wonder
How we can all go back
Right now.
Cлайд с цитатой