Во всё тяжкое / Ричард прощается (The Professor)

Другие цитаты по теме

— Твоя дочь влюблена.

— Сказал, что это будет длится недолго?

— Нет. Сказал, наслаждаться моментом.

Какого черта мы плывем по реке жизни как мешки с навозом? Живите! Даже если вы мешки с навозом, гребите против течения, живите! Устройте беспредел, добавьте поворотов своему сюжету. И тогда в кульминации помимо багажа из травм и неудач вы обретёте мудрость, вашу собственную, а не рассказанную мамой и папой.

И это я называю зрелостью ума: когда кто-то приходит к тому, чтобы смотреть на жизнь без вопросов, и просто ныряет в нее, с храбростью и бесстрашием.

Когда ты в кого-то влюбляешься, всегда находится причина, чтобы решить: вот это — мой идеал. И не обязательно причина разумная. Например, она делает снимки ночного неба. Потом, по прошествии времени, именно эта дурацкая противная привычка приведет к тому, что вы расстанетесь. Но пока ты влюблен, тебе кажется: вот та, которую я столько лет искал.

— Если немного побудешь вдали от отца, то он наверняка позабудет, что ты напортачила.

— Он уж точно попомнит.

— Тогда какой смысл его избегать?

Она улыбнулась с какой-то странной зрелостью.

— Просто отсрочка.

— Только посмотрите, это огромный памятник Пенису.

— Но это ведь работа вашей жены?

— Да, но это не значит, что у меня нет своего мнения.

Люди живут в больших домах, чтобы укрыться от «дождя» и «снега», по бокам коробок проделаны дырки, чтобы можно было глядеть наружу. Они перемещаются в коробках меньшего размера, раскрашенных во все возможные цвета, с колёсами по углам. Им нужна эта коробочная культура, потому что каждый человек мыслит себя заключённым в коробку под названием «тело»; им нужны руки и ноги, пальцы, чтобы держать карандаши и ручки, разные инструменты, им нужен язык, потому что они забыли, как общаться, им нужны глаза, потому что они забыли, как видеть.

Всю жизнь свою рассматриваю как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раунда надо выиграть. Один я уже проиграл.

Я чувствую себя хамелеоном, которого положили на поверхность, цвет которой он не в состоянии воспроизвести.