— Что-то как-будто знакомый голос!? Не Лыбарзин ли?..
— А-а-а... Здорово. Ты уже приехал?
— Как тебе сказать? Подъезжаю.
— Что-то как-будто знакомый голос!? Не Лыбарзин ли?..
— А-а-а... Здорово. Ты уже приехал?
— Как тебе сказать? Подъезжаю.
Вот вы сказали, что играть «утренник» — это тяжелая, неблагодарная работа. Всё это чушь, всё это чепуха. Как раз наоборот. Всё дело именно в «утреннике», потому что на «утренник» приходят дети. У меня нет детей, но все дети мира — они мои, и они должны жить и радоваться. Смех — это радость. Карманы моих клоунских штанов набиты смехом. Я должен сегодня, ежедневно, доставлять радость детям. Их радость — это моя радость.
— Ваша задача найти и поймать голубка.
— Проще простого: дайте мне хлеб, большую сеть и молоток.
— Он нужен нам живым!
— Хм... Обойдемся без молотка.
— О, явился не запылился. И дракон тебя не унёс.
— Кого? Меня? Нет, я на их вкус слишком мускулистый. Куда они денут такую мощь...
— Ну, им ведь нужны зубочистки.
— Ну я что, виновата? Я тебе телефон давала в пять утра. Мы ж радионщики. а не пиаристы. Вот у меня Иннокентий Бутусов и Иннокентий. святой отец. И оба на четвёрку.
— Откуда у тебя вообще телефон священника?
— Бред. Как вы вообще собирались выступать? Пять раз по десять минут.
— Проповеди. У меня всё с собой. Кадило, молитвенник, Клобук даже есть, парадное облачение...
— А ванна зачем?
— Какая же это ванна, сынок? Это купель. Я и петь могу. Вот у меня даже балалайка есть.
— Бред. Паноптикум. Поп в ванне, играет на балалайке. В купели. Ну рубли, за паноптикум с балалайкой в ванне — это недорого.
— Я не хотел этого делать, но я возвращаю Вам Ваш карандашик. Карандашик, который Вы дали мне на мой третий день работы. Вы вручили мне его как маленький желтый жезл, как будто говоря: «Джей Ди, ты — молодой я. Ты, Джей Ди, мой ученик. Ты мне как сын, Джей Ди».
— Какой карандашик?
— Постой-ка, постой-ка, Черчилль. Русские были нашими союзниками. А теперь, говоришь, у нас война с ними?
— Это холодная война.
— Холодная? А летом они в отпуск уходят?