Для меня эротика — это лицо, а не половые органы.
Самая подходящая одежда для молодой рыжей девушки — наряд леди Годивы.
Для меня эротика — это лицо, а не половые органы.
Самая подходящая одежда для молодой рыжей девушки — наряд леди Годивы.
Они сбросили с себя одежды без смущения. Алексей посмотрел на Веронику и увидел в отблеске опьяняющей луны молодую жрицу древнегреческого храма любовных мистерий. Груди ее были налиты соками жизненной силы, бедра нежно окаймляли пространство вечной женственности. Они взяли друг друга за руки и вошли в теплое море. Вероника прикоснулась к его груди губами, и Алексей превратился в вулкан, который взорвал само море, перевернул его вверх дном так, что над влюбленными уже были не звезды, и не щурилась сообщница-луна, а куполом разверзлось самое дно морское, прикрывая двух любящих своим непроницаемым шатром. А звезды, бархатное небо и луна оказались внизу, под ними. Они проваливались сквозь миры и пространства, и любили друг друга — и в древнем храме Осириса, и в сказках Шахерезады, и на диком пляже советского Крыма, на берегу, где догорали тлеющие угольки сотворенного в темноте таинства и спрятанного от каменных глаз вождя. Вероника и Алексей проникали друг в друга, и узнавали все, включая самое потаенное. Они пролетали сквозь звезды и видели себя на улицах средневековой Европы: возлюбленная была ведьмой с зелеными глазами, которую собирались подвергнуть священному аутодафе за изготовление травяной смеси, делающей все телесные наслаждения острее и ярче. Ее обвиняли в том, что она без согласия церкви влезла в Ум Господа Бога и за Него решила, что человеку хорошо, а что плохо. Нарушила табу. Хотя многие горожане уже были приятно отравлены ее зельем, и не выпускали по ночам из объятий друг друга, наслаждаясь феерическими наслаждениями, полученными с помощью щепотки трав, брошенных в вино. Алексей видел себя алхимиком, помогавшим юной зеленоглазой и рыжеволосой красавице-ведьме смешивать ингредиенты любовного травяного состава. И за ним приходили люди из свиты вождя с распростертой над миром любви каменной дланью, благословляющей и отбирающей свободу. Много миров и реальностей пережили влюбленные Алексей и Вероника в эту волшебную ночь, подсказанную писателем, иногда превращавшимся в поэта.
А утром они вернулись в свою реальность, и реальность эта была не менее прекрасной, чем все те, которые они посетили этой волшебной ночью.
I found a note with your name
And a picture of us
Even though it was framed
And covered in dust
It's the map in my mind that sends me on my way.
Поэтому не бойся, умирая,
глотать вот этот воздух золотой.
И, если гибель ракурс выбирает,
поправь прическу, повторяй за мной:
«…пусть нам ни дна не будет, ни покрышки,
пусть жизнь, как спичка, гаснет на ветру,
СЕЙЧАС Я ПРИКУРЮ ОТ ФОТОВСПЫШКИ —
И НЕ УМРУ».
— Я пробовал фотографировать, но это не для меня.
— Совсем?
— Нет... Слишком непредсказуемо. Не как с картинами, когда художник всем руководит, а не повинуется воле солнца.
— Но солнце — та же краска.
— Как это?
— Сначала ты чувствуешь, что это тебе мешает, но с опытом, учишься использовать это во благо. Чувствуешь, чего оно хочет.
Снявши шапку,
Сто слепящих фотографий
Ночью снял на память гром.
Наша жизнь — это противостояние двух стихий. Я беру тебя, приходя с огнём и мечом. Я смотрю, как в твоих глазах пылают сожжённые мною города, я слышу в твоём смехе крики воронья над полем битвы, я наблюдаю, как знаменами проигравших падает на пол одежда... Я беру тебя, приходя со словом. Я вью вокруг тебя интригу медленной эротики, я шепчу в твоё ухо горячие оттиски обнажённой интимности, дрожью струящиеся по твоей коже... Я беру тебя, приходя с любовью. Я целую твоё тонкое запястье и прижимаю к себе, любуясь мерным соавторством такта сердец, я провожу кончиками пальцев по твоей спине, ловя губами дождинки сбившегося дыхания... Я беру тебя, приходя с первым снегом и шелестом листопадов, я беру тебя, приходя с россыпью звёзд и прозрачно розовым рассветом, я беру тебя, приходя... Наша жизнь — это противостояние двух стихий. Наша жизнь — это единство двух стихов, это созвучие двух песен... Наша жизнь — это мы, бесконечно отражённые друг в друге.
Хороший вкус — антифотогеничен, антиженственен, антиэротичен, это какой-то антифэшн. Вульгарность — это жизнь, удовольствие и желание.
На этих снимках вся наша жизнь,
На этих снимках всё, чем мы дорожим.
И если есть что-то важнее, скажи.
Важнее памяти.
Годы быстрые катятся с горки,
И вернуть их наверх не дано.
Позади у нас, как в поговорке,
Было много мостов сожжено.
Все нам дорого — каждая малость,
Каждый миг в отдаленье любом.
Чтобы все это не потерялось,
Сохраните семейный альбом.