— Ненавижу этот обычай: оставлять мужчин курить сигары и рассказывать сказки.
— Мисс Клейторн, обычаи держат нас вместе перед лицом надвигающегося хаоса.
— Ненавижу этот обычай: оставлять мужчин курить сигары и рассказывать сказки.
— Мисс Клейторн, обычаи держат нас вместе перед лицом надвигающегося хаоса.
— Вы ужасный человек! Мужчины вроде вас подвергли такому риску наших миссионеров!
— Ох уж эти ваши миссионеры с их Богом и сифилисом! Я не был единственным белым убийцей в Африке, мисс Брент.
— Да бросьте, мисс Клейторн. Если это вас порадует, мне стыдно, что я на вас пялился.
— Мистер Ломбард, я сомневаюсь, что вы способны чего-то стыдиться.
— Умная девочка.
— Вы мне уже нравитесь, мистер Хряк.
— Вы заносчивый придурок. Ох, черт подери! Простите, мисс Клейторн.
— Нет, вы правы: он идиот. *смеется*
— А что заставляет человека презирать самого себя?
— Наверное, трусость. Или вечная боязнь провала, страх не оправдать возложенных на тебя надежд.
— Ты ведь презираешь меня?
— Если бы я хоть иногда вспоминал о тебе, то, наверное, презирал бы.
Некоторые старые обычаи и впрямь несли в себе определенную мудрость, одна беда — обычно эта мудрость исправляла последствия исключительной глупости, сотворенной в угоду другому старому обычаю.
Всё-таки презрение — отличное успокаивающее средство... Оно всё расставляет по своим местам, как таблетка аспирина, рюмка спиртного или сигарета.
— Ломбард, вы кровавый мясник!
— И я это признаю. Поэтому либо меня упомянули для пущего эффекта, либо я один сказал правду в зале, полным лжецов.
Есть такие выражения, которые читаются подобно крупному шрифту, и самые выдающиеся среди них — презрение и неприязнь.