Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие!

Другие цитаты по теме

Как всякий мужчина, я не умел долго любезничать стоя.

— Я не знаю, что такое душа.

— Бедняжка. Никто не знает, что такое душа. Вы верующий?

— Только ночью.

Никогда не знаешь, сколько времени плывешь по реке, если течение быстрое. Кажется, что долго, а на самом деле, может быть, очень мало.

Ты знаешь, папа, что женщине поплакать — все равно, что ребенку пописать?!

Доктора проделывают всякие штуки с вашим телом, и после этого оно уже не ваше.

– А ты помнишь, как это было? – спросил её Хоакин.

– Я помню, что меня несли, – сказала Мария. – А тебя не помню. Цыгана помню, потому что он меня то и дело бросал. Но всё равно спасибо тебе, Хоакин, как-нибудь в другой раз я сама тебя понесу.

– А я хорошо помню, – сказал Хоакин. – Помню, как я держал тебя за обе ноги, а животом ты лежала у меня на плече, а твоя голова свешивалась мне на спину, и руки тоже там болтались.

– У тебя хорошая память, – сказала Мария и улыбнулась ему. – Я вот ничего не помню. Ни твоих рук, ни твоего плеча, ни твоей спины.

– А сказать тебе одну вещь? – спросил её Хоакин.

– Ну, говори.

– Я тогда очень радовался, что ты висишь у меня на спине, потому что стреляли-то сзади!

Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых — без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.

Меня всегда приводят в смущение слова «священный», «славный», «жертва» и выражение «совершилось». Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю.

... это великое заблуждение — о мудрости стариков. Старики не мудры. Они только осторожны.

Я считал, что жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешён.