В городе твоём, как в моём, полумрак и тлен.
В разных субмаринах живём, но в одном котле.
В городе твоём, как в моём, полумрак и тлен.
В разных субмаринах живём, но в одном котле.
Я приеду без повода, пусть жить придется в гостинице,
Ведь повод нужен как оправдание нам годами не видеться.
Серо-асфальтовой лентой связаны все наши города, будто альпинисты.
Это лучшая страховка для момента, когда вдруг под ногами обвалится выступ.
Всякий город – Нью-Йорк, Чикаго – со всеми своими обитателями издали кажется просто выдумкой. И не верится, что и я существую здесь, в штате Иллинойс, в маленьком городишке у тихого озера. Всем нам трудно поверить, каждому трудно поверить, что все остальные существуют, потому что мы слишком далеко друг от друга. И как же отрадно слышать голоса и шум и знать, что Мехико – Сити все еще стоит на своем месте и люди там все так же ходят по улицам и живут…
Как известно, кочевые племена шли на Европу за новыми впечатлениями и свежими женщинами. Трудно осуждать за это дикие орды. Ну какие развлечения в степях – пустошь да тоска кругом. А дамского населения и вовсе недостача. Где, скажите, найти в степи хоть какую-нибудь барышню, не то что хорошенькую? Кобылы, телки да ковыль. Так что кочевников гнала с насиженных пастбищ не историческая миссия, а чисто практическая задача: развлечься пожарищами завоеванных городов, заодно присмотрев себе двух-трех жен или рабынь.
Но вот какая зараза обращает городских жителей в толпы странников и гонит на дачу – науке неизвестно.
Всё, что работало раньше, всё, что разжигало все эти безумные страсти — расовые, сексуальные, религиозные... Больше не работает. Появляется новое сознание, которое воспринимает землю как единый организм. И мы понимаем, что организм, который ведёт войну сам с собой — обречён.
Дрожь по коже свиной, тряска, что-то не так
Жители мёртвого города идут на контакт.
Всё ещё в наглую живы, чем ещё брать их?
Призраки в куртках и шапках старших братьев.
Жизнь в городах приучает смотреть разве что себе под ноги. О том, что на свете бывает небо, никто и не вспомнит...
Дудь: Томск – молодой город, тут тебе бьют татухи, тут варят крафтовое пиво!
Щербаков: Тут бьют татухи, тут ****ло – очень удобно, всё в пешей доступности.
Говорят, каждый город вырос на спинах привидений, и плоть духов здесь густая, плотная, как слои сломанной кости; и каждый город вечно рыдает под звёздами, вечно смеётся, кричит, торгует и торгуется, молится и вздыхает — первым вздохом, который несёт жизнь, и последним — предвещающим смерть.