— Я хочу быть нормальным человеком среди нормальных людей. Хватит и того, что у меня профессия ненормальная.
— Зачем же вы тогда поступали в театр?
— В театр не поступают, Верочка. В него попадают, как в тюрьму. Или под колеса поезда.
— Ну, жена, подавай обед.
— Обед? Какой обед?
— У тебя что, нет обеда?
— Нет, а как же я его могла приготовить? Ни продуктов, ни посуды. И соседка сказала — тревога, не жди...
— Верочка, ты молодая, неопытная, жила с мамой, я тебя не осуждаю. Но постарайся запомнить раз и навсегда что я тебе скажу: обязанность мужа — служить и приносить домой деньги, обязанность жены — вести дом. Не хватает чего-то, придумай где взять. У каждого из нас есть свои права. Моё право — придя со службы увидеть лицо жены без следов слёз. Признавайся, плакала сегодня?
— Да.
— Это твое дело. Можешь плакать сколько угодно и где угодно, но как только я вернулся домой, ты должна быть умыта, свежа и весела. Понимаешь?
— Шуничка, я больше не буду плакать. Никогда.
— Это не всё. Моё право мужа — вернуться домой, сесть и пообедать. Усвоила?
— Усвоила.
— И мне абсолютно всё равно из чего ты сделаешь обед. Но обед в этом доме должен быть каждый день. Независимо от тревог, учений и даже войны. Это мое право. Поняла?
— Поняла. Шуничка, я только одного понять не могу. Свои права ты перечислил. А где же мои права?
— У тебя одно право. Быть любимой. Или тебе этого мало?
— Господь наградит Вас за вашу доброту, Маргарита Михайловна.
— А как Вы думаете, он есть?
— Конечно, есть. Как же иначе. Кто-то верит, кто-то нет. Важно ведь жить по закону.
— А что, по-вашему, жить по закону?
— По любви. Жить-не тужить. Никого не осуждать. Никому не досаждать. И наше Вам почтение.
Мы не намерены притворяться, что понимаем театр; его не понимает никто — ни люди, состарившиеся на подмостках, ни самые искушенные директора театров, ни даже газетные рецензенты.
Разница между театром и кино такая же, как между фортепьяно и скрипкой. Почти невозможно одинаково хорошо играть на обоих этих инструментах.
Булгаков так описывал жене свои мучения по поводу постановки «Мольера» у Станиславского:
— Представь себе, что на твоих глазах Сереже (сыну Елены от предыдущего брака) начинают щипцами уши завивать и уверяют, что это так и надо, что чеховской дочке тоже завивали, и что ты это полюбить должна.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
— У меня такое чувство, что мы встречались раньше.
— Наверное, так и есть. Когда-то мы все были знакомы... Но теперь всё изменилось.
Cлайд с цитатой