— Да он же пристает, хочет шоб я его на дело взял. Это надо такое?
— Не, на дело не надо.
— Так, а я про шо. И главное уже щипать научился. Так ласково у меня портсигар принял — я не заметил.
— Так надо по соплям надавать!
— Да он же пристает, хочет шоб я его на дело взял. Это надо такое?
— Не, на дело не надо.
— Так, а я про шо. И главное уже щипать научился. Так ласково у меня портсигар принял — я не заметил.
— Так надо по соплям надавать!
— Во, шикарный вид!
— Миша, это же фрак.
— И шо?
— И шо, шо? В нем не ходят.
— А шо с ним делают?
— Миша, его одевают в театр там... или на похороны...
— Зоя, сколько я тебе раз говорил?
— Ну, Ося! Ну, женщины сейчас курят.
— Ну от пусть те женщины и курят!
— Ось, ну ты прям как бабушка Рая.
— А шо, кстати, Буцис?
— Он говорил, шо у него есть один.
— Да ты шо?
— Но только негожий. Но, отдать обещал со скидкой.
— От он мудрый! А на кой нам негожий?
— Изя! Его ж починить можно, а выйдет дешевше.
— Хоть бы раз дома заночевал, а то живет неизвестно где. Как будто у него дому нет! Де ты живешь?
— У мадам Баси в заведении он живет.
— Что, у мадам Баси? Там же живут девочки! Ты шо, ходишь до девочек?
— Да не, мам, то Мэрька шутит.
— А тогда где?
— С Майорчиком мы живем на холостую ногу.
— А че на холостую? Ты уже вполне пора жениться!
— Та приказчики Гепнера болтают, шо кто-то взял у хозяина сейф.
— Та ты шо? Ну и шой Гепнер?
— Гепнер молчит.
— То й все. А шо ты так смотришь на меня? Я здесь причем? Может, брешут приказчики?
— Да может и брешут, Миш. Вот только Гепнер, с чего-то не поехал на завод. А до жены его доктора вызвали.
— А шо с ней?
— Припадок. Шо-то с сердцем!
— Та не, наверное, съела шо-то не то.
— Миша.
— Да, месье Жирмунский.
— У меня к вам дело очень деликатного свойства.
— Так.
— Я по поводу вашего визита. Ведь оно было же не последним?
— Ну не знаю, може зайду на днях.
— Да, я так и думал. Я буду говорить напрямую. Дело в том, что у меня супруга. Она молодая. У нее сердце. И когда в дом вваливаются среди ночи, неожиданно, такие люди как вы... Я хотел сказать, такие симпатичные люди, как вы и ваши друзья — она нервничает, и я опасываюсь.
— За шо вы опасываетесь?
— Миша, я опасываюсь за нее.
— Если бы я держал вас за идиёта, я бы и писал вам, как идиёту. Но я вас за такого не знаю, и упаси Бог меня, вас за такого знать. Не, ну как вам не стыдно, ну до вас пишут, как до приличного человека: «Уважаемый господин Пруль, извольте, позвольте...», а вы побежали в полицию!
— Миша, произошла чудовищная ошибка!
— Да не, главное выдумали какую-то засаду.
— Я...
— Что?
— Я в шоке!
— Та может зря все это?
— Что?
— Ну от то, шоб они сами платили. Другое дело налет — пришли позабирали все. Все понятно, все ясно. А то, шоб они сами гроши приносили — такого никогда не было. Этот Рухимовский думает, может кто-то шутит: «Принесите мне пятьдесят тысяч».
— Майорчик, такого не было, так такое будет. Я им не мальчик, чтоб бегать по ним по ночам. Да и им спокойнее — заплатил и дыши.
— Ну Рухимовский-то не ответил.
— А это он зря. Раз он строит из себя Ротшильда, то пущай потом не плачет.
— Я сыскарь, Японец, это ты понимаешь?
— Не дурак.
— Тебе нужно пропасть на время. Есть где тебе деться-то?
— Найдется.
— Знаешь, чего я не хочу? Шоб когда-нибудь мне пришлось в тебя стрелять. Сильно не хочу.
— Так в чем же дело?
— А в том, шо если придется стрелять, то я буду стрелять.