— Это как в Будапеште.
— Мы с тобой помним Будапешт по-разному.
— Это как в Будапеште.
— Мы с тобой помним Будапешт по-разному.
— Эти ребята вообще-то боги, не парни с окраины.
— Есть только один бог, мэм. И я почти уверен — он иначе одет.
— Это любовь?
— В любовь играют дети, а я у него в долгу.
— Эти ребята вообще-то боги, не парни с окраины.
— Есть только один бог, мэм. И я почти уверен — он иначе одет.
Эй, малыш. Скоро солнце взойдёт.
— Я посмотрела на него и поняла, что мы созданы друг для друга. Поэтому я устроила скандал и выгнала его вон.
— Логично.
— Я ожидал, что ты будешь в смятении после всех этих превращений твоего тела... Тем не менее, ты должен решить, кто ты из этих двух.
— Я знаю, что в том состоянии я могу принести большую пользу, но ведь в нём я могу также нанести и большой вред.
— Ну, в этом ты не отличаешься ни от кого другого.
У меня в груди засела шрапнель, которая каждую секунду рвётся к моему сердцу. Её останавливает этот кружок света. Он стал частью меня, не только бронёй. Это ужасная привилегия.
— У моего народа смерть – не конец. Корабль жизни возвращается в порт, протягиваешь руки, боги Баст и Сехмет отводят тебя на зелёный вельд, где раздолье и вечность.
— И можно покоиться с миром.
— Мой отец хотел мира, но я не мой отец.
— Т'Чалла, спецгруппа решит, кому брать Барнса.
— Не беспокойтесь, мисс Романофф. За отца я буду мстить сам.
— Вау, ты и правда контролируешь его. В чем секрет? Мягкий джаз, бой на бонго, вагон травки?
— Чем мы их раздраконили а?
— Я так думаю, стрелок где-то нашкодил...
— Конечно. Обиделись, что я съел все пиццы в ЩИТ-е.