Горло болело. Я не мог дышать. Откуда-то доносились крики. А потом я понял, что горло у меня болело потому, что кричал я.
Все дело в том, что, если ты кого-то любишь, а потом его теряешь, не важно, как это произошло, ведь его уже не вернуть. И пустота внутри неизбежна, как и боль, будь ты готова к этому или нет.
Ну, и в итоге всем, кто потерял, хочу сказать: боль потери уляжется, подсотрется, размоются краски; все позабудется, хоть и не до конца, но заживет и кровоточить уже не будет; напоминать о прошлом будет только шрам, поэтому крепитесь и терпите.
— О, это и есть Портальная пушка?
— Да. Три строчки расчётов, разделяющих мою жизнь человека от жизни бесчувственного призрака.
Должно быть безмерно ужасно потерять того, кого сильно любишь, в одну секунду, в одно мгновенье. И они навеки ушли и нельзя ничего сделать, чтобы это изменить или вернуть их.
Неважно, насколько хорошо ты знаешь человека. Если он в какой-то период твоей жизни становится к тебе на каплю ближе остальных, тебе будет больно его потерять.
Есть раны, которые не заживают никогда. Бывает, ты чувствуешь боль не сразу. Какое-то время ты живешь по инерции — тебе кажется, что ничего не изменилось. И все, что произошло — только сон, летучая греза. Вот сейчас ты проснешься, и все будет, как прежде. Но проходит время, а тягучий кошмар продолжается, и в один прекрасный день ты, наконец, всем сердцем, всем разумом, всем существом своим осознаешь реальность утраты. Ты понимаешь, что никогда, никогда больше не поговоришь с дорогим тебе человеком, не увидишь его на пороге, не коснешься его руки, не заглянешь в глаза. Его больше нет. От этой мысли тебе захочется колотить кулаками о стены, захочется бежать, куда глаза глядят — но ты знаешь: убежать от этого невозможно, ничто не сможет избавить тебя от этой боли. И теперь тебе с этим жить.
Знаешь, в детстве, тебе было лет пять, ты начал задавать вопросы «Почему у нас нет мамы? Почему мы вечно переезжаем? Где папа?». А он вечно исчезал на несколько дней. Помню, я умолял «Не спрашивай, Сэмми, тебе лучше не знать». Я хотел, чтобы твоё детство продлилось бы чуть больше. Я пытался защитить тебя, сберечь. Папе говорить было бесполезно. Я отвечал за тебя, понимаешь? У меня была работа, эта работа. И я завалил её, схалтурил. Прости меня за это. Наверное, моя судьба — подводить любимых людей. Я подвёл отца, а теперь, выходит и тебя тоже подведу, да? Как же так? Как мне дальше с этим жить? Что мне теперь делать? Сэмми, что мне теперь делать? Что мне теперь делать?!
— Хорошо, мой брат обманывает себя.
— Дин.
— Ты сказал, что хочешь, чтобы мы попробовали, вот, я пробую. Он не хочет признавать, что мама умерла. Он просто не признаёт.
— Перестань.
— Потому что если он это признает, тогда это правда. А если это правда, то с этим придется считаться.
— Я смотрю, это ведь для тебя так просто.
— Нет, не просто.
— Но у тебя хоты бы были отношения с мамой! Кому она постоянно звонила? У кого всему училась?
— Ладно.
— У тебя с ней были отношения, которых у меня никогда не было, и теперь я должен признать, что у меня этого никогда не будет?
Весь долгий вчерашний вечер О-ха бродила по лесу, ни на секунду не забывая о смерти А-хо, ни на секунду не отдыхая от саднящей боли. Но забыть о своей потере и вдруг, проснувшись, вспомнить о ней, пережить заново было ещё страшнее. Она знала: ей предстоит ещё много, много подобных томительных пробуждений, ей показалось, что мучения её будут длиться вечно и не ослабеют никогда, сколько бы зим и лет ни минуло.
Как отсечённая рука
Болит и ноет в месте жеста,
В душе моей саднит пока
Твоё пустующее место.
Cлайд с цитатой