Какие скучные кругом расселись люди,
И, ноги протянув далеко за столом
Зеленым, ждал, — как вдруг утешен был во всем,
Когда, уставив ввысь громаднейшие груди,
Служанка-девушка (ну! не ее смутит
Развязный поцелуй) мне принесла на блюде,
Смеясь, тартинок строй, дразнящих аппетит.
Il s'était dit: «Je vais souffler la liberté
Bien délicatement, ainsi qu'une bougie!»
La liberté revit! Il se sent éreinté!
Любовь — это пьянящая смесь секса и эмоций, которой никто не может дать определение.
— Без страстей жить нельзя. У меня это деньги, машины, лошади...
— Вы о страстях или о пороках, сэр?
— Как же сильно она его любила! Пожертвовала всем — герцогом, своими дворцами, лошадьми и гончими...
— И ради чего? Ради двух недель бесстыдной страсти!
— Двух незабываемых недель!
— Скандал был чудовищный. И закончилось всё ужасно.
— Но это того стоило! Какая женщина может просить большего? Они погребены под той лавиной и навсегда остались в объятьях друг друга!
— Чепуха! Летом они оттают и точка!
— Папа, почему ты такой бессердечный? Неужели ты совсем не способен на сочувствие?
— Способен! Я сочувствую и герцогу, и лошадям, и гончим...
Если возбуждение — механизм, которым забавлялся наш Создатель, то любовь, напротив, принадлежит только нам, с ее помощью мы ускользаем от Создателя. Любовь — это наша свобода. Любовь лежит по ту сторону «Es muss sein!».
Но даже это не полная правда. Хотя любовь есть нечто иное, чем часовой механизм секса, которым забавлялся Создатель, она все же связана с этим механизмом. Она связана с ним так же, как и нежная нагая женщина с маятником огромных часов.
Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.
— Вы всегда бесстрастны, Холмс?
— Удовлетворённая страсть не успокаивается, а подавленная – беспокоит. Так стоит ли кипятиться, Ватсон?
Cлайд с цитатой