Всё казалось живым, всё мне рассказывало сказки, — о, какие чудесные!
Это был, так сказать, дописьменный век истории моего писательства. За ним вскоре пришёл и «письменный».
Всё казалось живым, всё мне рассказывало сказки, — о, какие чудесные!
Это был, так сказать, дописьменный век истории моего писательства. За ним вскоре пришёл и «письменный».
Что значит «оборотень» — я знал от плотников. Она не такая, как всякий крещёный человек, и потому говорит такое, как колдуны.
Я увидал мой омут, мельницу, разрытую плотину, глинистые обрывы, рябины, осыпанные кистями ягод, деда... Живые, — они пришли и взяли.
1. Связать Змею Горынычу лапы и крылья…
2. Набить Змею Горынычу морду…
3. Добить Змея Горыныча до конца.
Это схема вязания игрушки, если что.
— Как видишь, из-за техники теряешь естественные навыки.
— Мне хорошо в двадцать первом веке. И я тут не один завишу от техники.
— А ты прав! Надо всем отказаться на пару дней. Это будет командный тренинг.
— Слушай, отличная мысль!
— Разве?
— Держу пари, никто из вас не продержится ни суток без техники вообще.
— На что спорим?
— Кто первый коснётся техники, тому стирать моё бельё.
— ...
— А есть места без техники?
Даже в пучине борьбы и ненависти жизнь стоит того, чтобы жить. В ней могут найтись прекрасные встречи и красивые вещи.