Вишни в полном цвету казались ему мрачными, как развешанные на веревке лохмотья. Но в этих вишнях — в вишнях Мукодзима, посаженных еще во времена Эдо, — он некогда открыл самого себя.
Он хотел жить так неистово, чтоб можно было в любую минуту умереть без сожаления.