Робер Деснос

Кроме тебя никто звездам наперекор

Один на один с темнотой в мираж превращающей мир

Кроме тебя никто мой путь не пройдет со мной

Чем дальше ты от меня тем больше твоя тень

Кроме тебя никто не встретит у моря зарю когда от скитаний

Устав из зарослей выйду лесных туда где играет прибой

Кроме тебя никто мне на лоб на глаза не положит

ладонь

Кроме тебя никто я отвергаю ложь я презираю фальшь

На якоре мой корабль хочешь руби цепь

Кроме тебя никто на борт ко мне не взойдет

В клетке изо дня в день медленно гложет орел прутьев

Зеленую медь

Ему не вырваться нет!

Воскресным утром звенит в зелени трель соловья девочки

Смотрят скучая как скачет кенар по клетке а на

Пустынной улице солнце медленно чертит тонкую

Линию на полуденном тротуаре

Мы за этой чертой

Кроме тебя никто

Один я совсем один как высохший плющ на стене

Один как стекло на ветру

Ты

Кроме тебя никто.

Другие цитаты по теме

Если кто-то просит подарить ему целый мир, просто уточните: в твердой обложке или в мягкой.

... твоя душа принадлежит только тебе. Сделай из неё то, что ты хочешь. Все мы, каждый, создаём себя сами. И в конце жизненного пути мы преподносим наши души нашим Покровителям, словно ремесленник — творение своих рук.

В мире снаружи есть бесчисленное количество возможностей, и каждая из них — начало большой истории.

А однажды в базарный день появился на рынке человек, который продавал какие-то уж совсем необычные вещи: гору Монблан, что в Альпах, Индийский океан, Лунные моря… Язык у этого человека был так хорошо подвешен, что через час у него остался только один город — Стокгольм. Город этот купил парикмахер. И всё же он ошибался, этот парикмахер. Он слишком много заплатил за него — переплатил! Ему невдомек было, что каждому ребенку, который появляется на свет, принадлежит весь мир, и ему ничего не надо платить за него – ни единого сольдо!

Правды нет! Есть мироздание и его хаос!

Подумай, человек! Тебе ли одному

Дарована душа? Ведь жизнь – всему начало.

Ты волей наделён, и сил в тебе немало,

Но миру все твои советы ни к чему.

Узрев любую тварь, воздай её уму:

Любой цветок душой природа увенчала,

Мистерия любви – в руде, в куске металла.

«Всё в мире чувствует!» Подвластен ты всему.

И стен слепых страшись, они пронзают взглядом,

Сама материя в себе глагол таит...

Её не надо чтить кощунственным обрядом!

Но дух божественный подчас в предметах скрыт;

Заслоны плотных век – перед незримым глазом,

А в глыбе каменной упрятан чистый разум.

— Кондо-сан, вы неправильно меня поняли. Я не такой чистый, как вы думаете. Я не из тех, кто может довериться другим. На моем пути лишь вы. Каждый раз, когда мы вместе, я чувствую, как между нами разверзается пропасть. Я не такой, как вы все.

— Если один из нас собьется с верного пути, то остальные, хорошенько врезав, вернут его в чувства. Так было всегда. Поэтому мы не сворачиваем с правильного пути. И всегда можем прожить честную жизнь. Я не знаю, что за пропасть ты себе придумал. Но я перепрыгну через нее столько раз, сколько будет нужно и преподам тебе урок! Такие встречи редко бывают жизни. Нам всем повезло.

Я и в сто тысяч лет еще имел бы силы

Тебя, день завтрашний, предчувствовать и ждать.

Пусть время тащится, кряхтя, как старец хилый,

Я знаю, что оно идти не может вспять.

День завтрашний придет. Но ждем мы год из года.

Храня огонь и свет, мы бодрствуем и ждем,

И наша речь тиха — бушует непогода,

И отдаленный гул чуть слышен за дождем.

Я в сердце века — путь неясен,

А время удаляет цель:

И посоха усталый ясень,

И меди нищенскую цвель.

Я раскинул руки, чтобы обнять этот прекрасный, совершенный, трагичный, болезненный, божественный, живой, настоящий мир — и взлетел. А сероглазая женщина, моя повзрослевшая школьная растрепанная синица, стояла рядом и молча смотрела. Нет, я не любил ее. Я не любил никого. Не хватало времени, сил, воздуха — вместить сущее, немилосердно разрывающее душу. Как мал человек, но как огромен замысел. Лены, Светы, Даши, Маши, руки, плечи, губы, прикосновения, поцелуи, нежность, секс — все это становилось вторичным на фоне великого механизма созидания в тесных для него застенках человеческой плоти. Стихи проходили насквозь, музыка замыкалась в бесконечность, бездна человеческих глаз ждала в зале, а сцена стонала от падающего на нее неба. И над этим беспокойным морем декораций парил я, парили мы — я и огромный великий мир.