Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да подседлай-ка ты коня, да моего,
А я пойду да обниму, печаль-жену,
Кабы не быть бы ей вдовой.
Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да не печалься, ты свое отвоевал,
Ты вон смотри, чтоб сын мой — твой любезный внук,
Не баловал-озорничал.
Вот пуля просвистела, в грудь попала мне,
Спасся я в степи я на лихом коне,
Но шашкою меня комиссар достал,
Покачнулся я и с коня упал.
На одной ноге я пришел с войны,
Привязал коня, сел я у жены,
Но часу не прошло — комиссар пришел,
Отвязал коня и жену увел.
Но коль выпало мне питерцем быть,
Никогда Москва не станет родной,
Но я знать хочу её и любить,
Так покажите, москвичи, город свой.
Фары сквозь снег горят, светят в открытый рот,
Ссохшийся Ленинград... Корочки хлебной ждет!...
Вспомни-ка простор шумных площадей,
Там теперь не то — съели сизарей...
Там теперь не смех, не столичный сброд -
По стене на снег падает народ -
Голод...
И то там, то тут в саночках везут,
Голых...
Две пары честных глаз, как будто в первый раз,
Смотрели на меня, не отрываясь.
Я бросил им штаны, сел на пол у стены,
И, улыбнувшись, молвил: «Одевайтесь…»
Огонь в груди горел, но я в упор смотрел,
Как путалась жена в белье знакомом.
Как лучший мой дружок, надеть не мог носок:
Он был в гостях, а я, конечно, дома.
Ну вот они уже как будто бы в глиже,
И за столом сидим мы, как и прежде.
Стакан я выпил свой, потом налил другой
И речь толкнул: «За дружбу, мол, и нежность».
Довел я их до слез, и корешок завял,
И водку потянул в нутро покорно.
Да только не донес, я свой стакан поднял,
И выплеснул ему в родную морду.
В пальцы свои дышу — не обморозить бы,
Снова к тебе спешу Ладожским озером.
Долго до утра, в тьму зенитки бьют,
И в прожекторах «Юнкерсы» ревут,
Пропастью до дна раскололся лед,
Черная вода, и мотор ревет:
«Вп-р-р-раво!»
Ну, не подведи, ты теперь один,
Правый...
Спой мне песню, девочка, ну спой,
Про мою любовь, которой нет больше.
Как шумит за окнами прибой...
Пойдём со мной, ко мне домой.
Возьмём конфет и ананас, и две бутылочки для нас.
Не повернуть руля, что-то мне муторно,
Близко совсем земля,
Ну что ж ты, полуторка?
Ты глаза закрой, не смотри, браток,
Из кабины кровь, да на колесо — алая...
Их еще несет, а вот сердце — всё,
Встало...
Девочка моя,
Завтра утром ты опять ко мне вернёшься,
Милая моя, фэйгелэ моя, грустноглазая,
Папа в ушко майсу скажет, засмеёшься.
Люди разные, и песни разные...
Кто же будет одевать их всех потом по моде?..
Ой, вэй!
Было время, были силы, жить не торопись.
Иногда богаче нищий, тот, кто не успел скопить.
Тот, кого уже никто нигде ничем не держит.
Нитки, бархат да иголки — вот и все дела.
Да ещё Талмуд на полке, так бы жизнь шла и шла...
Только жизнь вижу я всё реже, реже, реже...
Не буди, атаман, есаула верного.
Он от смерти тебя, спас в лихом бою,
Да ещё сотню раз, сбережёт, наверное.
Не буди, атаман, ты судьбу свою.
Полыхнули кусты Иван-чаем розовым,
Да со скошенных трав, тянется туман.
Задремал под ольхой, есаул на роздыхе.
Не буди своего друга, атаман.
Cлайд с цитатой