Способность играть излечивается как детская болезнь — взрослением.
Мы все были изгнаны из рая. И это было детство
Способность играть излечивается как детская болезнь — взрослением.
Мир в детстве кажется больше и удивительней. Все интересы и увлечения взрослых — это попытка вернуть тот изначальный интерес к миру, который даётся природой только раз.
— Дети, пожалуйста, не играйте с едой.
— Оставь их.
— Эх.. А ведь они должны стать новыми защитниками нашего мира...
— И они будут ими. Но сейчас они всё ещё дети. Так почему бы не позволить им оставаться детьми? В конце концов, они не всегда ими будут.
Дети не такие, как мы. Они сами по себе — непостижимые, недоступные. Они живут не в нашем мире, но в том, что мы утратили и никогда не обретем снова. Мы не помним детство — мы представляем его. Мы разыскиваем его под слоями мохнатой пыли, нашариваем истлевшие лохмотья того, что, как нам кажется, было нашим детством. И в то же время обитатели этого мира живут среди нас, словно аборигены, словно минойцы, люди ниоткуда, в своем собственном измерении.
Как быстро, почти в одно мгновение может повзрослеть ребёнок, который ещё месяц назад катал машинки и готовил поезда для отправки по игрушечной дороге в обрыв со стола.
Сколько истерик я видел и драм:
Двери летели за теми, кто выбегал навсегда,
Чтобы однажды вернуться в свой особенный двор
И не найти там больше никого...
Предполагается, что взрослая жизнь — это вроде как награда для тех, у кого было поганое детство.
Почти у всех детей бывают вымышленные друзья, а у некоторых не просто друзья, а братья или сестры, кому чего не хватает.