... Мама относилась к Чармейн, словно та была тигрицей, о которой нельзя сказать наверняка, ручная она или нет.
Меган была из тех людей, которые вызывают живейшее желание тихонько улизнуть в ближайшую дверь.
... Мама относилась к Чармейн, словно та была тигрицей, о которой нельзя сказать наверняка, ручная она или нет.
Меган была из тех людей, которые вызывают живейшее желание тихонько улизнуть в ближайшую дверь.
— Я им сказал, что главная здесь ты и что пусть они подождут, пока ты тут любезничаешь с этими ведьмами.
— С ведьмами? — возмутилась Чармейн. — Одна из них — моя мать!
— Подумаешь, моя мать тоже ведьма.
Вы чудовищно любопытная, кошмарно властолюбивая и непростительно чистоплотная старая дама. Держите себя в руках. Вы отравляете жизнь всем нам.
Мистер Крестли действительно веселый. Он думает, что все должны быть бодрыми, честными, благородными и любить географию. Мне его жалко...
Вы чудовищно любопытная, кошмарно властолюбивая и непростительно чистоплотная старая дама. Держите себя в руках!
Она уже чувствовала, что сойдет с ума, если ей не дадут спокойно посидеть и почитать.
... Ей было так жарко, что она жалела, что у неё нет длинного языка и нечего высунуть.
Даже самое маленькое живое существо заслуживает внимания. Мне всегда казалось, что характер по-настоящему проявляется в том, как ты относишься к тем, кто слабее тебя.
Она уже чувствовала, что сойдет с ума, если ей не дадут спокойно посидеть и почитать.
Люди как светофоры. Одни идут, отгородившись ото всех красным огнем: «Не тронь меня!». Другие — открытые, душа нараспашку: зеленый. Третьи — настороженные. Кто их знает, чем встретят? Желтый.