... Ей было так жарко, что она жалела, что у неё нет длинного языка и нечего высунуть.
Да трам же тарарам! — выругался Хоул...
... Ей было так жарко, что она жалела, что у неё нет длинного языка и нечего высунуть.
Ветер рвал на Софи волосы и тянул все морщинки на лице назад, пока ей не стало казаться, что до места она доберется со щеками за ушами.
Когда тебе холодно, всегда можно надеть на себя что-нибудь, а что делать, когда жарко, а ты уже все снял — непонятно.
Среди ночи Софи проснулась оттого, что рядом кто-то похрапывал. Она не без раздражения подскочила и обнаружила, что храпит исключительно сама.
Вы чудовищно любопытная, кошмарно властолюбивая и непростительно чистоплотная старая дама. Держите себя в руках!
... Мама относилась к Чармейн, словно та была тигрицей, о которой нельзя сказать наверняка, ручная она или нет.
Что бы там ни происходило, происходило оно совсем рядом, но так, что видно его не было, отчего хотелось немедленно рехнуться.
Хоул вытащил ещё одну кипу платков и бросил на Софи поверх них сердитый взгляд. Глаза у него покраснели и слезились. Затем чародей поднялся.
— Мне плохо, — возвестил он. — Пойду лягу. Возможно, умру.