— Я им сказал, что главная здесь ты и что пусть они подождут, пока ты тут любезничаешь с этими ведьмами.
— С ведьмами? — возмутилась Чармейн. — Одна из них — моя мать!
— Подумаешь, моя мать тоже ведьма.
— Я им сказал, что главная здесь ты и что пусть они подождут, пока ты тут любезничаешь с этими ведьмами.
— С ведьмами? — возмутилась Чармейн. — Одна из них — моя мать!
— Подумаешь, моя мать тоже ведьма.
... Ей было так жарко, что она жалела, что у неё нет длинного языка и нечего высунуть.
Она уже чувствовала, что сойдет с ума, если ей не дадут спокойно посидеть и почитать.
Она уже чувствовала, что сойдет с ума, если ей не дадут спокойно посидеть и почитать.
... Моя матушка говорит, что стоит забыть о грязном белье — и оно начнёт размножаться.
Писатели почему-то считают, что время от времени им положено высказывать остроумные фразы.
Встрять в монолог миссис Ферфакс было как пристроиться поскакать на скакалке, на которой уже кто-то прыгает. Дождаться подходящего момента непросто, но уж если попал, то попал.
Стихи Чарлзу нравились: в них строчки короткие. Вокруг остается достаточно места для собственных мыслей.
Груды изжеванных сердец нигде видно не было, — судя по всему, Хоул прятал их где-нибудь под просторной кроватью с пологом.
Вам придётся признать, что я имею полное право жить в свинарнике, если мне так хочется.