Ну, почему он всякий раз затевает эту детскую игру «поставь начальство на место»? Ничего, кроме мелочного удовлетворения, она не даёт.
Когда роман заканчивается, все его перепетии начинают казаться сном.
Ну, почему он всякий раз затевает эту детскую игру «поставь начальство на место»? Ничего, кроме мелочного удовлетворения, она не даёт.
Когда роман заканчивается, все его перепетии начинают казаться сном.
Был для неё чем-то вроде кофтёнки, по ошибке постираной при слишком высокой температуре, — маловат, и потому негоден.
К тому же он пах лучше всех машин на свете: смесью запахов дермантина... и человеческого пота, которым лоснилось водителькое сиденье. Для Бёрна Холма это был не просто пот, но благородный глянец, квинтэссенция всех предыдущих владельцев: их души, кармы, всего, что они проглотили на своем веку, и вообще — того, как они жили в целом.
— Надеюсь, его ожидания оправдались.
— Ожидания никогда не оправдываются.
Когда это произошло? Как двенадцатилетний мальчишка мог полюбить песни о разных стадиях умирания, отчуждении, холоде и всеобщем отчаянии?
Есть приказ — значит нужно топать и выполнять. Именно такое простое поведение является наиболее оптимальным в большинстве запутанных ситуаций. Если, конечно, изначально выбрал себе верное начальство.
Как мало нужно, чтобы нарушить спокойствие нашего слабого духа.
Взрослые иногда нуждаются в сказке даже больше, чем дети.
Именно ревность... — самая безысходная тюрьма на свете. Ибо в эту тюрьму узник заключает себя сам. Никто не загоняет его туда. Он сам входит в свою камеру-одиночку, сам запирается, а ключ выкидывает через прутья решетки.
Человек часто осознает, что он счастлив задним числом.