— Тебе никогда не хотелось сменить имя?
— Родители огорчатся, если я откажусь от своего имени.
— По приезде в Нью-Йорк первым делом полагается огорчить родителей.
— Тебе никогда не хотелось сменить имя?
— Родители огорчатся, если я откажусь от своего имени.
— По приезде в Нью-Йорк первым делом полагается огорчить родителей.
Однажды, услышав сказанное себе вслед: «Великая старуха», Раневская резво (насколько возможно) обернулась и поправила говорившую:
– С первым согласна. Со вторым нет!
Чуть подумала и вздохнула:
– Впрочем, и с первым тоже… До величия мне еще играть и играть.
Великие актрисы – они ведь тоже бывают разные. Смотришь на одну и понимаешь, что она ни на кого не похожа, а взглянешь на другую – и сразу вспомнишь соседку тетю Машу.
Как бы плохо ни играли в этом сезоне, в следующем обязательно найдется кто-нибудь, кто сыграет еще хуже.
Раневскую спросили, как складывались ее взаимоотношения с режиссером спектакля:
– Мы изображали любовь слонихи и воробья.
— А вам жалко? Вы же обещали, Гордей Гордеич.
— Обещал... Ничего я не обещал.
— У людей клуб свой, стадион построили, рояль вон покупают. А вы на миллионах сидите и радуетесь.
— Ладно-ладно, мы без пианин росли.
— Так то — вы, а то — мы!
Невозможно быть таким простым, таким избирательно, изощренно тупым, не будучи при этом очень умным. Это как с актерами. Лишь самые талантливые из них способны убедительно прикидываться бездарями.
— О! Что будешь смотреть?
— Ужастик, наверное. Ты любишь фильмы ужасов?
— Какой твой любимый?
— Не знаю.
— Подумай.
— Знаю! «Казаам». Там, где джином был Шакил о'Нил.
— Это не фильм ужасов.
— Ты не знаешь, как Шакил играет?
— Тебя никто не возьмет. Полминутный ролик, а тебя полчаса уговаривали сесть!
— Где тут логика!?
— У помидора нет логики! У него даже ног нет!
— Вот именно! Как я мог сесть, если у него даже ног нет! Я был прекрасным стоячим помидором, я был лучшим томатом, лучшим огурцом, а от моего цикория все критики ахнули!